Она права. Голова его закружилась. Грудь Сары прижималась к его груди, он ощутил аромат лавандового мыла на ее волосах, отчего голова стала кружиться еще сильнее. Внезапно у Йена перехватило дыхание, его тело стало не просто теплым. Каждый его дюйм, который прикасался к Саре, горел. Он обвил руку вокруг нее и был готов поклясться, что она дрожит.
Йен не мог не заметить того странного, лишающего его воли жара, который пылал между ними. Можно не сомневаться – ее ноздри трепещут, пусть и совсем слабо. Йен был уверен: Сара спотыкается – совсем чуть-чуть. Но достаточно для того, чтобы они крепче держались друг за друга.
В конце Йен уже не был вполне уверен в том, кто кого довел до маленькой скамеечки для доярки, стоящей у стены.
– Пустите меня, – сказала Сара, усадив его.
Казалось, у нее сбилось дыхание, когда она склонилась над ним, все еще находясь в его объятиях. Ее тело было твердым, словно накрахмаленным. Йен был уверен, что Саре тяжело говорить, потому что ее сердце бьется так же быстро, как и его.
– Стало быть, ты чувствуешь то же самое, – пробормотал он, водя носом по ее горлу. – Я так и думал.
– Полковник…
– Йен, – поправил он, почти касаясь губами нежной кожи на ее шее. – Называй меня Йеном.
Сара опустилась на колени и завела руки назад, чтобы отцепить его пальцы от своей шеи.
– Я буду называть вас беззубым, если вы не прекратите.
Йен понимал, что должен отпустить ее, но это было для него невыносимо. У него появилось такое чувство, будто он впервые в жизни нашел что-то настоящее. Как будто аромат мыла был наградой за отвагу.
– Пустите! Меня! – скомандовала Сара. Ее голос прозвучал в опасной близости к его уху.
Йен послушается. Со временем. Но в это долгое мгновение, когда у него замирало сердце, он держался за эту нежную, благоухающую, сильную женщину и спрашивал себя: а что, может, именно так умирают мужчины?
– Полковник!
Йен наконец выпустил Сару, и его тут же закачало снова, он почти потерял равновесие. На самом деле он этого не хотел. Но каким-то образом, когда она пыталась удержать его, их губы встретились. Реакция Йена была инстинктивной: обхватив Сару руками, он замер.
Святой Иисус, он умирает! Йен не мог припомнить столь сладкого поцелуя. Такого мягкого, нежного, восхитительного.
У нее был вкус кофе с корицей. А его язык, казалось, прикасался к шелку. Ему хотелось съесть Сару. Через непростительно долгое мгновение ему пришло в голову, что она была поражена так же, как и он. Прижавшись к нему, Сара приоткрыла губы и отвечала на его поцелуй. Он чувствовал бешеное биение ее сердца и проглотил ее изумленный вскрик. Йену безумно хотелось обвести рукой контуры ее тела, однако у него хватило разума стоять спокойно. Он не хотел, чтобы это мгновение заканчивалось, но этого удивительного, горячего, жадного знакомства не должно было случиться.
Сара первая отпрянула назад. Ее взгляд был суров, она явно испытывала смятение. Ее рот был приоткрыт, будто она не могла найти слов, чтобы выразить свой гнев.
Впрочем, Йен был почти уверен, что Сара и не думает сердиться. Однако она явно была задета, а ему не хотелось ее обижать.
– Прости меня, детка, – извинился Йен, испытывая чувство стыда за то, что ему ничуть не стыдно. – Я не хотел…
– Думаю, вам будет лучше на земле. – Ее голос, как ни странно, зазвучал очень оживленно, кроме того, такими же были ее движения, и он вновь окунулся в исходящий от нее аромат, когда Сара стянула его со скамеечки и уложила на твердую землю.
Йен все еще не мог перевести дыхание. В его груди появилось что-то сдавленное, рвущееся наружу, словно он балансировал на краю пропасти и смотрел вниз.
– Не отпускай меня, – услышал Йен и не мог поверить, что это его собственный голос.
Боль в груди стала еще острее. Что он делает? Он же не так глуп. Уже давным-давно он научился ни к кому не привязываться, даже к собственным сестрам. Люди уходят. Они умирают или исчезают, и сердцу всего этого не выдержать.
Но ему захотелось привязаться к Саре Кларк. Хотелось до такой степени, что ему не хватало дыхания, у него перехватывало горло. Интересно, она ошеломлена так же, как и он?
– Полковник!
Йен с такой яростью замотал головой, словно мог привести в порядок мысли. Но это не помогло ему унять огонь в груди.
– Прими мои извинения, детка. Кажется, у меня что-то с головой.
Сара опустилась на колени и осторожно высвободилась из его объятий. Ее грудь все еще быстро приподнималась от прерывистого дыхания, а губы припухли. Йен был готов поклясться, что до сих пор чувствует их вкус.
– В свою защиту могу сказать, – пробормотал он, не решаясь посмотреть Саре в глаза, – что ты чудесно пахнешь.
От нее пахло бескрайними полями и тихими летними вечерами.
– От меня пахнет мылом, – сказала Сара. Вскочив, она провела рукой по губам с таким видом, словно до сих пор не могла понять, что случилось. – Чем-то, чего вы, возможно, просто не знаете.
Йен не смог сдержать мимолетной улыбки.
– Совсем недавно… чтобы быть справедливым… на поле боя было чудесно, но, клянусь, я искуплю свою вину, как только смогу.
– Что ж, – произнесла Сара, подбирая ведро и забирая скамеечку для доения, – если вы и дальше будете так же тревожить меня, то, пожалуй, это можно будет назвать полем боя.
Не этого он хотел. Но это, не сомневался Йен, было именно то, что ему нужно. Поэтому он усмехнулся. К счастью, ее губы тоже в ответ чуть изогнулись.
– Снимите сюртук, – решительно скомандовала Сара, – затем вытащите из-под пояса рубашку и поднимите ее!
Йен понимал, что на это требуется всего несколько мгновений. Но ему казалось, что на то, чтобы снять сюртук и задрать вверх рубашку, ушли годы, оставив его еще более потрясенным и дрожащим.
– Теперь самое трудное.
Он обхватил себя руками. Сара повыше подняла его сорочку и принялась развязывать галстук, который он использовал как повязку. Когда она добралась до его конца, оказалось, что ткань прилипла к засохшей крови. Действуя крайне осторожно, Сара смачивала ткань и потихоньку отрывала ее от раны. Йен глухо застонал от резкой боли. Уронив грязный галстук, Сара наклонилась, чтобы рассмотреть его бок.
– Боже правый! – проговорила она, ощупывая мягкими пальчиками кожу вокруг раны. – Вы не преувеличивали, описывая свое ранение. Выглядит ужасно!
Йен опустил глаза, но его отвлек ее хмурый вид.
– Не так уж все и плохо, – возразил он, глядя на ту же воспаленную, кровоточащую рану. Радовало, правда, то, что пуля прошла навылет и он не мочился кровью. Но боль испытывал дьявольскую. Искупление за грехи, мрачно подумал он. – Если ты можешь только… промыть ее и помочь мне уйти, я буду тебе признателен, – сказал он.
