Он вздрогнул, это бледное исхудалое личико поразительно напоминало ему Эгона.
– Знаете вы, чья это девочка? – спросил он швейцара.
– Не знаю, господин барон, но думаю, что она живет поблизости, так как часто здесь проходит.
– Я ее знаю, – сказал мальчик, смело выступая вперед. – Я живу на одной лестнице с прачкой Каролиной, у которой квартирует мать Руфи. Это бедная и очень больная женщина, испанская еврейка, как говорят, а зовут ее Кармен Петесу.
Вельден побледнел, но, овладев собой, вынул из кармана несколько талеров и дал их мальчику.
– Вот, пойди заплати хозяйке за молоко, а больной женщине скажи, что незнакомый благотворитель придет к ней через час и приведет ее дочь. Остальные деньги возьми себе.
– Благодарю вас, – сказал мальчик, радостно улыбаясь. – Но вам незачем спешить приводить девочку. Г-жа Петесу ходит шить поденно и возвращается только в половине седьмого, а Руфь остается на попечении хозяйки. Это злая женщина, она мучит девочку и держит ее на посылках, не думая о том, что она еще совсем маленькая. А живут они… – и мальчик назвал улицу и дом.
– Пойдем со мной, милая, я дам тебе гостинца, – сказал Гуго, беря за руку малютку, которая робко пошла за ним, не смея возражать.
Приказав прислать ему тотчас одну из горничных отеля, банкир повел девочку в занимаемые им помещения. С простодушным любопытством оглядывала она окружающую ее роскошь, но вскоре глаза ее приросли к столу, на котором к возвращению банкира приготовлены были фрукты, вино и паштет. В эту минуту вошла горничная. Гуго дал ей деньги и попросил купить тотчас белье и платье для своей маленькой гостьи.
– Здесь на базаре, против отеля, я найду все, что надо, – сказала она. – Через полчаса приказанное бароном будет исполнено.
Когда она ушла, Вельден посадил девочку к столу, отрезал ей кусок паштета и велел ей самой брать фрукты из корзины, а сам, облокотясь на стол, молча смотрел на нее. Да, он не сомневался, то была сестра Эгона, дочь Рауля.
Но какими судьбами Руфь, похитившая целое состояние и имевшая право на помощь своего богатого любовника, впала в такую нищету, что ребенок находится во власти прохожих?
Возвращение посланной прервало размышления банкира.
– Возьмите, пожалуйста, девочку в мою спальню, – произнес он, проводя рукой по кудрявой головке малютки, которая в смущении жалась к нему.
Когда горничная увела маленькую Руфь, Гуго в сильном волнении стал ходить взад и вперед по комнате. Перед ним воскресло прошлое. Как встретится он с изменницей женой? Что предпримет относительно ее самой и ее ребенка, ребенка его соперника, почти всегда удачливого, которого судьба снова наделила полным благополучием?
«Ах, хоть бы отец мой дал мне добрый совет и указал бы истинный путь. Я теряюсь в хаосе моих чувств», – подумал он и сел к бюро, взяв в руки карандаш.
Едва успел он закончить свою маленькую молитву, как таинственная сила писала на бумаге следующее: «Разве тебе нужен мой совет, чтобы понимать голос совести? Какие счеты могут быть с умирающей, тяжко наказанной судьбой? Прими в свой дом ту, которую изгнала из него твоя жестокость, и невинного ребенка, который не может не вызвать в твоем сердце милосердия. Таким великодушием ты приобретешь право на великодушие людей к себе».
Когда девочка возвратилась, прелестная в своем изящном платьице, Гуго чувствовал себя снова спокойным. Посадив малютку к себе на колени, он стал ее расспрашивать о ее жизни и матери. Несмотря на робкие ответы девочки, ему представилась такая раздирающая душу картина нищеты, лишений и нравственных мук, что сердце его наполнилось искренним, горячим состраданием.
– Бедная крошка, отныне ты не будешь терпеть ни голод, ни холод, ничья жестокая, грубая рука не будет тебя мучить, – мысленно сказал он себе.
Когда затем он хотел продолжать разговор, то увидел, что ребенок, утомленный разнородными ощущениями, припал кудрявой головкой к его груди и заснул глубоким сном. В шесть часов Гуго вышел с Руфью и направился по указанному адресу. Идти пришлось недолго, а отдохнувшая и повеселевшая девочка гордилась, что идет рядом с ним. У одного из тех огромных зданий, которым спекуляция нынешнего времени даже снаружи дает вид казармы, девочка повернула в ворота, затем повела банкира через двор, через другой и, наконец, стала подниматься по темной крутой лестнице, слабо освещенной закопченной лампой.
«Боже мой, как больная женщина может взбираться на такую вышку?» – подумал Гуго, когда, запыхавшись сам, остановился наконец перед полуоткрытой дверью, из которой валил пар и несся удушливый запах мыла и стирки. Он вошел вслед за девочкой в полутемную комнату, где несколько женщин хлопотали возле узлов с бельем.
– Кармен Петесу дома? – спросил банкир, вынимая свой надушенный платок, так как ему было трудно дышать в этой непривычной для него атмосфере.
Высокая худая женщина с сухим и злым лицом поднялась с места, но, увидев Руфь так хорошо одетой и с ней изящного молодого человека, она не вдруг ответила на вопрос; на ее тощем лице отразилось удивленное недоверчивое выражение.
– Вдова Петесу еще не вернулась, но скоро должна прийти. Если вы желаете подождать, то я провожу вас в ее комнату.
Она взяла лампу, и банкир вошел вслед за ней в соседнюю каморку под самой крышей, куда вело несколько ступенек. Поставив лампу на прогнивший расшатанный стол, она ушла. С мучительно стесненным сердцем Вельден окинул взглядом жалкое убежище; все в нем говорило о крайней нищете: два соломенных стула, старый комод и плохая кровать, покрытая изношенным одеялом с подушками из клетчатого холста, составляли всю обстановку жены. Невольно вспомнился ему роскошный будуар Руфи, ее кокетливая уютная спальня, обитая вишневым атласом, и кровать с дорогим пологом и кружевными наволочками. Как несчастная женщина могла жить в такой конуре? Как могла она пасть так низко?
Сухой кашель, раздавшийся в комнате прачки, прервал его размышления и заставил его содрогнуться. Затем послышался усталый голос:
– Какой-то господин, говорите вы, ждет меня? Это какое-нибудь недоразумение, я никого не знаю.
Банкир невольно отодвинулся в тень, чтобы не быть тотчас узнанным.
Вошла Руфь, одетая в черное платье.
– Мама, мама, погляди! – кричала девочка, бросившись к ней навстречу, когда та заперла дверь.
Но вдруг малютка замолчала. Молодая женщина повернулась, ища глазами незнакомца, и с ужасом остановилась на муже, стоявшем у ее постели. Она не заметила выражения скорби и сострадания в его глазах. Протянув руки, как бы отталкивая призрак, Руфь, шатаясь, попятилась и упала бы, не поддержи ее банкир и не усади на стул. Испуганный ребенок спрятался в самый темный угол.
– Самуил, ты нашел-таки меня, безжалостный!.. – прошептала больная. – Ах, зачем я не приняла яда, который ты давал мне тогда! Ты был бы не менее отомщен, а я не была бы такой несчастной!
