Ответ Рауля был прерван Виолой, которая играла с куклой, а затем подошла к окну и закричала:
– Папа в саду. Можно мне к нему пойти?
Не дожидаясь ответа, она выбежала из комнаты, и вскоре ее чистый серебристый голосок донесся уже из сада. С любопытством подошел князь к окну и вдали, близ фонтана, увидел банкира, разговаривавшего с садовником. В эту минуту девочка к ним подбежала и схватила Гуго за платье, а тот нагнулся, поднял малютку и стал ее качать, делая вид, что хочет бросить в бассейн. Веселый смех Виолы доносился до Рауля, который задумчиво любовался их дружескими отношениями. Возвратясь к баронессе, он сел возле нее на стул и сказал, пожав ей руку:
– Ваш муж очень добр к ребенку. Но расскажите мне о себе, Руфь, о печальных обстоятельствах, подорвавших ваше здоровье. Скажите, нет ли у вас какого-нибудь желания, которое я мог бы выполнить, и чувствуете ли вы себя теперь счастливой?
– Не могу высказать, как я счастлива, и благодарю вас, Рауль, за вашу доброту. Но теперь у меня есть все, чего только я могу желать. Я умираю близ моего мужа, примиренная с ним, окруженная его добрыми заботами, спокойная за судьбу детей, посвященная в тайну загробной жизни, и быстро приближаюсь к желанному концу. Я устала… я так много страдала!
Она в коротких словах передала некоторые эпизоды своего прошлого, которые характеризовали Петесу, не упоминая, впрочем, о вынесенном позоре. Утомясь, она откинулась на подушки и закрыла глаза. Растроганный Рауль схватил со стола флакон с солями и дал ей вдохнуть, и Руфь с улыбкой выпрямилась.
– Благодарю, это ничего, пройдет. Меня утомило волнение и наш разговор. Итак, прощайте, Рауль, в этой жизни и до свидания в мире духовном. Благодарю вас еще раз за все, что вы делали для меня, сохраните добрую память обо мне и молитесь об успокоении моей души, как я буду молиться о счастье вашем и вашей жены.
Она протянула ему обе руки, и Рауль со слезами на глазах покрыл их поцелуями.
– Простите мне легкомысленную ветреность, с какой жертвовал за минуту безумной страсти вашей честью и будущностью. Простите, что оставил вас затем во власти негодяя. Клянусь, я ежедневно буду за вас молиться.
Голос его оборвался. Он встал, вышел из комнаты, не оглядываясь, и бросился в карету. Расстроенный и подавленный мучительными угрызениями, Рауль вернулся домой и, узнав, что у жены сидит Антуанетта, заперся у себя в кабинете; в эту минуту он был не в состоянии говорить с кем-либо. Голос Валерии вывел его из тяжелой задумчивости. Он подробно передал ей свой разговор с банкиром и с Руфью, и княгиня с волнением выслушала его. Антуанетта была права. Гуго отверг всякое вмешательство князя и оставил ребенка у себя. Побледневший образ бывшего жениха снова восстал перед ней, озаренный чарующей силой, но молодая женщина мужественно оттолкнула тень, вводившую в искушение и омрачавшую их счастье. Обняв мужа, она поцелуем прервала его речь.
– Довольно об этом печальном событии, не будем более говорить о прошлом и забудем его. Мы любим друг друга и довольно. А теперь идем, нас ждет Антуанетта.
Со дня свидания с Раулем силы Руфи быстро ослабевали, и вскоре она не могла уже вставать с постели. А между тем полное душевное спокойствие и горячая вера в Бога не покидали ее ни на минуту. Чувствуя приближение смерти, она пожелала причаститься и долго беседовала с отцом фон-Роте, удивляя его набожностью и раскаянием.
По уходе священника Руфь протянула руку мужу, который, опираясь о спинку кровати, стоял бледный и мрачный.
– Сядь здесь, Гуго, и дай мне свою руку. Я так счастлива, когда чувствую, что ты возле меня, а веки кажутся мне тяжелыми, я не всегда могу их поднять.
Вельден молча подвинул кресло к кровати и пожал холодную, влажную руку больной. Сердце его было преисполнено скорби: доктор сказал ему, что она не переживет ночи. После минуты молчания Руфь открыла глаза.
– Все прошлое воскресает в моей памяти, – прошептала она с улыбкой. – Я вижу теперь, как мало ценила я счастье, которое давал мне Бог. Я вспомнила следующий после Эгона день, когда проснулась ночью, увидела тебя с участием и тревожно склонившегося надо мной, невыразимое счастье охватило тогда все мое существо… Я думаю, что если б я терпеливо и покорно старалась привлечь твое сердце, я бы успела в этом.
Вельден вздрогнул, и лицо его покрылось бледностью. Он вспомнил ту ночь, когда, наклонясь над бедной матерью и убаюкивая ее притворной любовью, выждал удобного момента влить ей усыпительные капли, чтобы, пользуясь ее сном, похитить ребенка.
– Что с тобой, Гуго? Я не хотела делать тебе упрека, вызывая это воспоминание, – прошептала Руфь, и руки ее, лежавшие сверх одеяла, лихорадочно дрожали.
– Бедная женщина! Я принес тебя в жертву своему эгоизму! Прости и молись за меня в том мире, когда просветленным духовным твоим взорам откроются мои поступки и ты поймешь, как виноват я перед тобой!
– Всегда, всегда я буду молить за тебя Бога. А теперь, Гуго, моя последняя к тебе просьба, которую я давно не решалась высказать. Поцелуй меня перед смертью. Мне кажется, что твой поцелуй смоет с меня пятно позора и запечатлеет наше примирение.
Со слезами на глазах наклонился он к ней и нежно прижал свои губы к устам умирающей. С неожиданной силой Руфь поднялась и обвила руками шею мужа, ее большие черные глаза блестели лучезарной радостью, а щеки покрылись румянцем и на минуту придали ей блеск прежней красоты. Но вдруг ее тело дрогнуло, руки распались, легкий вздох приподнял ее грудь, и затем голова безжизненно запрокинулась. Руфи не стало.
Холодная дрожь охватила Гуго. Он опустил тело на постель, вложил в руки крест, поцеловал усопшую в лоб и вышел из комнаты. Сделав необходимые распоряжения, он отправился к себе в кабинет. Он был подавлен, разбит, и чувство пустоты и страшного одиночества щемило сердце. В течение этих месяцев постоянных забот он привык к Руфи, привязался к умирающей женщине, которую не удостаивал взглядом прежде, когда она жила с ним, исполненная любви и цветущего здоровья.
– Ах, – шептал он, сжимая руками свой пылающий лоб, – зачем было презирать положение, в которое меня поставила судьба, и жаждать гордой женщины, от которой меня отделяла пропасть предрассудков?.. Покой, счастье, даже собственного сына – я все оттолкнул от себя и остался одиноким с чужими детьми, из которых один непременно проклянет меня когда-нибудь…
В день погребения, совершавшегося очень скромно, посыльный принес от неизвестного великолепную гирлянду роз. Гуго догадался, кто прислал этот безмолвный прощальный привет усопшей страдалице, безвременной жертве несчастных обстоятельств и жестокости мужа. С горькой скорбью возложил он цветы на ее гроб…
VII
Прежде чем продолжить свой рассказ, оглянемся назад и сообщим о судьбе двух второстепенных лиц: Стефана, бывшего камердинера банкира, и Марты, прежней камеристки княгини Орохай.
Получив крупную сумму денег за свое предательство, они уехали в Вену, где обвенчались, а оттуда в портовый город. Там сели на корабль, отправляющийся в Новый Свет. Они были вполне счастливы, а обладание неожиданным богатством заглушило в них угрызения совести. Перед ними развертывалось счастливое будущее, которое обещало стать еще более блестящим, так как пробуждалась алчность.
