– Детка, тебе нужно устроить свою жизнь, – сказала бабушка, целуя ее в лоб. – Останься, поддержи родителей. Им нужна твоя любовь.
Не помогли ни любовь, ни поддержка. Не спасли родителей из горящего дома. И теперь Настя сама вот такая… бесполезная. А портсигар пах так же, как и Виктор, просился к новому хозяину. Федя бы не обиделся, узнай, что его подарок достался человеку достойному. Федя сказал бы: «Ты все делаешь правильно, сестренка».
Рядом присела Ксения, обняла за плечи, спросила испуганно:
– Настасья Алексеевна, вы что же это, голубушка?
– Ничего, Ксения. – Она решительно вытерла слезы, спрятала портсигар. – Это так… воспоминания.
В Пермь прибыли на рассвете. Чужая земля встретила их неласково: холодом и дождем. А бабушка не встретила. Да и откуда ей было знать, каким поездом приедет Настя! Ничего, главное – они добрались, закончилось ее дорожное приключение. Только вот ни удовлетворения, ни радости в сердце не было. Сердце щемило от предчувствия скорого расставания. Она останется в Перми, а Виктор отправится дальше, к своему сказочному маяку. И все…
Прощание получилось быстрым и бестолковым, как это и бывает в вокзальной суете. А Насте хотелось по-другому, чтобы хотя бы в тишине, без посторонних глаз. Знать бы, чего хотелось Виктору.
Он стоял напротив, так близко, что Настя чувствовала тепло его дыхания на своем виске. Стоял и молчал, никак ей не помогал. Значит, придется самой.
– Спасибо, Виктор Андреевич, – сказала она и даже заставила себя улыбнуться. – За все, что вы для нас… для меня сделали. – Сейчас главное – говорить, не останавливаться, покончить со всем одним махом. – Вот это вам в знак моей глубочайшей признательности. Возьмите, пожалуйста…
Портсигар нагрелся в ее ладонях и был почти таким же горячим, как дыхание Виктора. Он не оскорбил ее отказом и пустыми, ничего не значащими словами тоже не оскорбил.
– Спасибо, Настя. – Впервые он обратился к ней не по имени и отчеству и прежде чем взять портсигар, поцеловал ее онемевшие пальцы. – Но я бы хотел… – он запнулся, – если вы позволите, я бы хотел навестить вас как-нибудь.
– Здесь?
– Здесь. Возможно, по долгу службы я могу оказаться в Перми, и мне бы хотелось…
Настя зябла в пусть шерстяном, но все равно тонком платье, и Виктор набросил на ее плечи свой пиджак. Зачем? Все равно ведь им через минуту расставаться…
– Я продиктую вам адрес, – сказала она решительно. – Вы его запомните?
– Запомню. И обязательно приеду. Надеюсь, Теодор будет по мне скучать.
– Вы приедете к Теодору? – Стало еще холоднее. Пусть бы поскорее забрал свой пиджак.
– Настя, я приеду к вам. – Он не юлил и не кокетничал и ладони ее сжимал крепко, почти до боли. – Если вы мне позволите.
Это было ошибкой. Однажды она уже доверилась мужчине. Нет, настоящий мужчина сейчас стоит перед ней, а тот был ничтожеством.
– Запоминайте адрес, Виктор. – Сказала, как в прорубь с головой нырнула. Будь что будет! Он ведь спрашивает не из вежливости, не из тех он людей. А она хочет, чтобы он к ней приехал. Только этого одного и хочет. Бывают же такие чудеса.
Он запомнил. Настя была в этом уверена, как и в том, что Виктор сдержит слово.
– Вы удивительная, Настя, – сказал он и снова коснулся губами ее пальцев, а потом бережно заправил ей за ухо выбившуюся из прически прядь. – Всегда хотел это сделать. У вас очень красивые волосы. И веснушки тоже.
– Веснушки?
Разве могут быть веснушки красивыми? Но коль уж на то пошло…
– Тогда позвольте и мне?
Его щека была немного колючей от пробивающейся щетины, губы его улыбались, когда Настя коснулась их самыми кончиками пальцев. И глаза улыбались. Она поняла это по похожим на солнечные лучики морщинкам в их уголках. А волосы у него были вихрастые, как у мальчишки. Не обманула Ксения, он и в самом деле очень красивый. Ну и что, что красоту эту она не может видеть? Зато она может это чувствовать.
– Настя, я хотел сказать… – Он накрыл ее ладони своими, но так ничего и не сказал. Не успел.
– Настасья Алексеевна, нам пора. – К привычно мрачному тону Трофима прибавились нотки сожаления. Как же не вовремя…
– До встречи, – сказал Виктор так тихо, что расслышала только она одна.
– До свидания. – Не могла она убрать руки от его лица. Прошлось себя заставлять.
Виктор с Трофимом прощались сдержанно, по-мужски, а Ксения со слезами и причитаниями. Даже привычно спокойный Венечка проснулся и всплакнул, а Тео так и вовсе не хотел уходить. Трофиму пришлось взять его на руки.
И лишь оказавшись в экипаже, Настя с запозданием подумала, что не спросила даже названия города, в который предстояло отправиться Виктору. Стало вдруг жарко и душно, и к горлу подкатил колючий ком. Чтобы никто не заметил ее слез, девушка отвернулась к окну.
* * *
Осень пришла в Чернокаменск с проливными дождями. Размякли и превратились в непролазную кашу дороги. Посыпались на землю еще зеленые, живые на первый взгляд листья. Люди попрятались в домах и без лишней надобности на улице старались не появляться. А Стражевой Камень окутал туман, такой густой и непроглядный, что с берега не было видно даже маяка. Август из-за этакой погоды хандрил и от хандры все чаще поглядывал в сторону подполья, где Евдокия, он знал это достоверно, прятала бутыль самогона. Пока только поглядывал, ослушаться жены не решался, крепился из последних сил, боролся с самим собой. Верно, из-за этой внутренней борьбы и слег с простудой. А может, из-за дождей и сырости.
Он лежал на печи, разбитый и измученный лихорадкой, когда в их с Евдокией дом незваным гостем заявился Сиротка.
– И кто это у нас тут бездельничает? Кто от работы отлынивает? – спросил управляющий с порога и, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату, уселся на лавку. Затаившийся на печи Август видел, как с сапог визитера прямо на половики стекает черная грязь. Вот ведь поганец!
– Чего надо? – спросила Евдокия неласково. – Август Адамович болеет. Жар у него.
– Как заболел, так и выздоровеет. Слышите меня, мастер Берг? – Сиротка ткнул рукоятью кнута в сторону печи. – Слезайте, хватит бока отлеживать. Разговор у меня к вам есть.
Пришлось спускаться. От этого злыдня так просто не избавишься. Сейчас все полы Дуне перепачкает. Кряхтя и постанывая от боли в пояснице, Август слез с печи, на развалившегося на лавке Сиротку посмотрел с вызовом.
– Что угодно?
– Угодно. – Сиротка хищно улыбнулся. – Угодно, чтобы вы приступили наконец к своим обязанностям.
– Он болеет, – повторила Евдокия зло.
– Молчать, – процедил Сиротка, не переставая улыбаться; и опасаясь, что Дуня не сумеет сдержаться, Август встал между нею и Сироткой.
