Прошли времена, когда менуэт был танцем одной пары. Нынче кавалеры и дамы из всех гильдий, всех мастей, размеров и родов занятий выстраивались в две длинные шеренги, церемонно кланялись друг другу и делали шаг навстречу.
Бруни смотрела в светлое лицо Кая так, словно шла к нему по тонкому мосту над пропастью… Да, наверное, так и было.
– Вот ты где! – прозвучал над ухом знакомый голос с властными нотками. – Нашлась, пропажа моя!
Холодея, Матушка обернулась.
Он оказался совсем близко, незнакомец в полумаске. Так близко, что она ощутила его запах – дорогих благовоний, умасливших тело и волосы, мужественности и… желания. Жгучего желания, подстегнутого выпивкой, танцами и близостью множества хорошеньких горожанок.
Спустя мгновение Кай стоял за ее спиной. Она не видела его, но почувствовала, будто оказалась на суше в самый разгар шторма.
Выражение глаз блондина изменилось. Веселье и жажда обладания превратились в изумление, а затем… в бешенство.
– Ты? – хрипло спросил он Кая. – Тебя не должно здесь быть! Ты…
– Замолчи! – негромко сказал тот.
Сказал так, что назвавшийся Аркеем отступил на шаг, легко поклонился и скрылся в толпе.
Бруни испуганно взглянула на Кая.
– А… кто он такой?
– Этот жеребец? – задумчиво посмотрел ему вслед Кай. – Известный дворцовый ловелас. Из тех, что не пропустят ни одной юбки и ни одного увеселения. Забудь о нем.
– Но я… – набралась духу Матушка, желая признаться, что ехала с ним на лошади и даже, кажется, согласилась танцевать в паре.
– Забудь! – тем же тоном, что говорил с блондином, приказал Кай. – Ты – моя! Все остальное – прах!
И отступил на шаг. И поклонился. И подал ей руку, приглашая на менуэт.
Незадолго до полуночи шафера разыскали новобрачных, уснувших, трогательно обнявшись, на пустой телеге, растолкали и с пением псалмов начали собирать свадебную кавалькаду в порт.
– Тебе обязательно ехать? – поинтересовался Кай.
Они с Бруни сидели за одним из импровизированных столиков, утоляя голод и жажду.
Матушка, с удовольствием отпивая из кружки легкое осеннее вино и заедая жареным мясом, помотала головой и пожаловалась:
– У меня ноги гудят!
Кай засмеялся.
– Я предупреждал!
– Ты мне ни разу не наступил на ногу! – отметила она и уважительно добавила, вспомнив слова Ваниллы: – Настоящий мужик! А знаешь, – Бруни поставила кружку, – я бы с удовольствием посмотрела на фейерверк, если бы так не устала!
Кай поднялся, запахивая плащ.
– Вид с моря еще лучше. Идем со мной!
– Куда? – заинтересовалась Матушка.
Он загадочно улыбнулся.
– Подожди! – спохватилась Бруни. – Я только провожу молодых!
Изрядно потрепанный экипаж выглядел так, будто лошадки самостоятельно распряглись, знатно поужинали астрами и хризантемами, а потом вернулись в упряжь. Шафера как раз загружали молодых, когда подошла Матушка. Взглянув на Ваниллу, она поняла, что говорить сейчас подруге что-либо вообще бесполезно. А вот его светлость Андроний Рю Дюмемнон держался молодцом и даже умудрялся связывать слова в предложения!
Поймав шута за рукав, Бруни поцеловала его в щеку и шепнула:
– Спасибо тебе!
– А? – он перевел на нее осоловевшие глаза. – А-а-а! Дык не за что, маменька!
– Ты едешь? – спросила, проходя мимо, Персиана. – Мы с Мархом и детьми будем во-он в той телеге, давай с нами? Или, – она хихикнула, – останешься с кавалером?
– Останусь, – улыбнулась Матушка и направилась назад.
– Готова? – спросил ее Кай, когда она вернулась.
– К чему? – удивилась Бруни.
Он обнял ее и, крепко прижав к себе, укрыл плащом. А потом что-то сделал со своим кольцом, которое носил, не снимая, на среднем пальце правой руки – то ли повернул, то ли надавил на камень. Мгновенная вспышка скрыла площадь с уже угасающими кострами. Матушке показалось, что она падает в пропасть. Вскрикнув, она уцепилась за любимого и прильнула к его груди. Затем она почувствовала знакомый запах – йода, водорослей, соли, и услышала мерный шум моря. Бруни распахнула глаза и развернулась – перед ней была та самая пристань, где стояла яхта Кая. Судно сонно покачивалось на волнах, белея в темноте кормой.
В тишине, наполненной Матушкиным изумлением и нарушаемой лишь свистом ветра и шумом волн, Кай провел ее на корабль, усадил, а сам занялся швартовыми.
– Это была магия? – наконец нашла в себе силы спросить Бруни.
Кай поднял парус и встал у штурвала. Ответил коротко:
– Да.
Потом, увидев, что она ждет продолжения, пояснил:
– В перстень вставлен портальный камень, настроенный на те места, где я бываю чаще всего. Дорого, но сильно бережет время!
– И много таких мест?.. – заинтересовалась Матушка и тут же оборвала себя: – Ой, прости! Это не мое дело!
– Казармы, магистрат, – спокойно начал перечислять Кай, будто не услышал ее последних слов, – дворец, мое загородное поместье и охотничий домик, а также трактир некоей почтенной Матушки Бруни… Вроде все!
«Почтенная Матушка» подошла к нему сзади, обняла и прижалась щекой к широкой, теплой и уютной спине. Ей захотелось уснуть стоя, лишь бы не отрываться от плотной шерсти его плаща.
Так они и плыли: он закрывал ее от сильного свежего ветра, а она грела его спину, бездумно глядя на черные волны.
Спустя некоторое время Кай развернул яхту носом к слабо светящейся подкове побережья и закрепил штурвал.
Вишенрог засыпал. С земли в небо поднимались лишь несколько столпов света – от дворца, от башни Ласурского Архимагистра и от обоих университетов. Неярко тлели, словно уголья, подернувшиеся пеплом, храмы и трактиры – эти две крайние точки векторов человеческих судеб. Как вдруг в небо над портом порхнула стая золотых голубей с розами в клювах. Море заглушало приветственные крики участников свадебной кавалькады, но Бруни не сомневалась, что те, кто «дожил» до фейерверка, не оставшись лежать на площади и не потерявшись по пути, вопили во все глотки.
Голубей сменила белая кошка с голубыми глазами – любимица Индари, несущая на хвосте обручальные кольца. Она важно прошествовала с востока на запад, и в звездных следах ее лап вырастали тюльпаны и маргаритки: алые, желтые, бордовые, малиновые, белые. Затем последовал классический залп магического салюта – огненные колеса, катящиеся по небу и рассыпающие драгоценные искры, пальмы светящихся лучей, мерцающие облака, будто вуали, скрывающие чью-то лукавую улыбку.
Кай в небо не смотрел: ласкал взглядом профиль любимой, отмечая тени усталости под глазами и у висков, нежность чуть вздернутой верхней губы, густоту пушистых ресниц, завиток темных волос у маленького ушка.
