– Он зашел поужинать…
Матушка почувствовала себя птичкой, пойманной в силок, петля которого затягивалась все туже. Во-первых, она никогда не видела подругу в такой панике, во-вторых, не могла понять причину такого состояния, и, в-третьих, сердце пело гибельные песни. Она ясно ощутила, как над головой сгущаются тучи, застящие горизонт тем, чье счастье на исходе.
Медленно пройдя вглубь комнаты, Бруни села на неразобранную кровать. Навалилось какое-то тупое безразличие, будто ее после пыток вели на плаху, а ей было все равно. Уже все равно.
Ванилла опустилась рядом.
– Он назвал свое имя? – тихо поинтересовалась она и, дождавшись, пока Матушка покачает головой, добавила: – Ну так я тебе скажу! Его высочество Аркей, наследник престола, герцог Тимьяшский и Веземский, владыка Горной обители и Семи островов… Проклятый принц!
Бруни, тихонько раскачиваясь, смотрела в пол.
– Я не верю тебе, – ровно произнесла она. – Ни капельки не верю! Ты врешь мне! Зачем ты врешь? Ты же говорила, что никогда не видела его вблизи!
Ванилла судорожно вздохнула. Встала и отошла к окну.
– Накануне свадьбы Дрюня представил меня королю и его сыновьям. Я видела их как тебя! Это был Аркей, я не ошибаюсь!
Она резко обернулась.
– Скажи мне, что он просто любовник, Бруни! Скажи, что между вами нет ничего, кроме плотских утех!
– А чего ты примчалась с утра? – не отвечая, спросила Матушка. – Случилось что?
Ванилла пожала плечами.
– Дрюню призвал его величество с самого ранья, пришлось срочно пришвартовываться. А мне одной скучно в его покоях. И дико как-то!
– Шла бы на кухню, – равнодушно предложила Бруни.
– У меня выходные, – пояснила подруга. – Мастер Понсил сказал, чтобы три дня там не показывалась, как предками завещано. Мол, к тесту с похотливыми мыслями подходить негоже, а у невесты других мыслей и не бывает! Представляешь?
– Представляю, – Бруни поднялась. В глазах ее будто выключили свет. – Так чего тебе подать на завтрак? Ты же голодная, наверное, после вчерашнего?
– Мутит меня после вчерашнего, – помолчав, ответила Ванилла. – Есть чем шторм унять?
– Пойдем вниз.
Больше не было сказано ни слова. Матушка усадила подругу за свободный столик, приказала Ровенне обслужить ее как благородную госпожу, сообщила удивленному Пипу, что у них заканчивается сельдерей, которого, на самом деле, было полно, и, схватив корзинку для продуктов и плащ, ушла из трактира.
Ноги сами несли в порт. Яхта Кая у причала белела чайкой, опустившейся на воду. Матушка дошла до конца пирса и села на краю, поставив рядом корзину. Глаза ее были сухими. Как и тогда, когда посланник принес письмо с вестью о гибели Ральфа.
* * *
Ближе к обеду в трактир заявился Висту Вистун. Прошелся по залу, засунув руки в карманы, останавливался у каждого окна, задумчиво разглядывая световые пятна, падавшие на пол. После Золотых дней погода всегда портилась. С моря задувал промозглый ветер, тучи закрывали небо, и холодало. Ненастье стояло до первого снега. Поэтому, если и следовало ловить хорошее освещение, нужно было делать это сейчас, чем и занимался мастер Вистун.
Бруни затеяла мытье стойки. С остервенением скоблила скребком дерево, уже не в первый раз терла его мелким речным песком.
– Добрых улыбок! – Глава Гильдии гончаров церемонно поклонился ей. – У меня к вам дело, Матушка! Хочу арендовать трактир на пару дней!
Она коротко взглянула на него потемневшими глазами. Отчего-то этот взгляд зародил в Висту безотчетную тревогу.
– Гильдия празднует? – уточнила Бруни.
Вистун помотал головой.
– Нет. Трактир нужен мне. Я намереваюсь сотворить шедевру!
– Вот как? – остановилась рядом заинтересовавшаяся Ровенна. – И что же это будет?
Гончар заколебался. Бруни сыпанула на стойку еще песку. Старшая Гретель, пожав плечами, собралась уйти.
– Я хочу нарисовать картину! – вынужден был признаться Висту. – Жанровую сценку похищения демоном Аркаешем Пресвятых тапочек Богини. Мне нужно определенное освещение, которое я нашел вон у той стены, где два окна.
– Знала, что вы отличный гончар, но не знала, что вы рисуете, мастер, – покачала головой Бруни.
– Здорово! – восхитилась Ровенна. – Значится, все из головы выдумывать будете?
– Почему из головы? – удивился гончар. – С натуры буду рисовать.
Матушка представила Тучу Клози в образе Пресветлой и даже слегка улыбнулась… Сердце болело невыносимо. Скорей бы ночная тьма накрыла землю, а одеяло – ее, Матушки, горе!
– Кто же будет Богиней? – спросила Ровенна и сама же себе ответила: – Никак, матрона Мипидо?
Висту с достоинством кивнул.
– А Аркаеш, – уточнила старшая Гретель, расплываясь в улыбке, – вы сами? Насколько я помню, в детской книжице, что мамка читала нам с сеструхой, хитроумный демон явился Богине под видом привлекательного брюнета и умасливал ее сладкими речами, пока она не уснула. Сейчас-то я представляю, что это были за речи, а тогда мамка говорила, будто он ей сказки рассказывал до рассвета.
Висту коротко вздохнул.
– С демоном у меня проблема! Пока не нашел никого подходящего!
– Когда желаете приступить? – спросила Бруни.
– Прямо завтра, Матушка… Если вы не против! Деньги, – он положил на стол полновесный кошель, – плачу сразу. Только надобно, чтобы было заперто. Образ Пресветлой предполагает некоторую… легкомысленность нарядов. Я бы не хотел смущать Клози…
– Прекрасно знает ваша Клози легенду о похищении тапочек, – заметила Ровенна, кусая губы, чтобы не расхохотаться, – а значит, и об одежке, точнее ее отсутствии, представление имеет!
Бруни сгребла кошель и ощутила, что на душе стало легче от появления двух свободных дней, которые она собиралась посвятить размышлениям, как жить дальше. Она оставит трактир, а сама отправится на побережье или на вересковые холмы, что клонят пушистые головы на запад от Вишенрога.
– Во сколько вас ждать, мастер?
– К открытию. Мне нужно будет все подготовить до того, как придет прекрасная Клозильда!
На том и порешили. Бруни сообщила сестрам Гретель, что завтра трактир на них, Пипу – что у него выходной, при условии приготовления каких-нибудь изысков для художника и его модели, которые наверняка оголодают в процессе сотворения шедевры. Веся отпустила с вечера и на целый день. Нечего парнишке вертеться под ногами мастера, пользующего обнаженную натуру!
Выходя, мастер Вистун столкнулся с Мархом Тумсоном, мужем Персианы. Тот, в высоких сапогах для верховой езды, обтягивающих штанах и распахнутой на груди рубашке, открывающей могучую грудь в капельках пота, был диво как хорош.
