– Да брось, Брут, – усмехнулась женщина, становясь на мгновение старше, – мы оба знаем, что это вовсе не камень. И, раз девушка принесла его нам – ей тоже об этом известно! – Незнакомка посмотрела на Бруни. – Не так ли, дорогая?
Матушка кивнула.
– Возьми чешую и следуй за мной, – приказала синеглазка. – Брут, организуй нам чего-нибудь горячего и сладкого! На улице такой ветер!
– Конечно, – пробормотал тот, косясь на гостью, прятавшую волшебный свет в складки замши.
Незнакомка отошла от стола. В ее движениях проглядывалась страстность целеустремленной натуры. Матушка, насмотревшаяся за годы работы в трактире на самые разные характеры, невольно позавидовала спутнице: такая – хотя с виду хрупка, как эльфийка, – коли ей что понадобится, не остановится и перед самим Аркаешем. Толкнет плечом, проходя мимо, и взглядом не удостоит!
Женщина обернулась:
– Подойди сюда.
Когда Бруни остановилась перед ней на расстоянии шага, добавила:
– Встань вплотную ко мне, глупышка. Иначе портал не перенесет нас одновременно.
– Портал? – испугалась Матушка.
– Портал, – улыбаясь, кивнула незнакомка на плитки пола, складывающиеся в этом месте в странный, заметный орнамент, который неожиданно стал объемным и слился в пеструю воронку.
Бруни провалилась вниз, даже не успев вскрикнуть. Спустя вздох она оказалась в большой круглой комнате с огромными окнами вместо стен.
Она ахнула, позабыв о собственном страхе, и приникла к стеклу. Вишенрог лежал перед ней, как на ладони, огромной морской звездой, светящейся на черном песке ночи. От моря исходило зеленоватое сияние – это луна сыпала на него мерцающую пыльцу, выглядывая сквозь облака.
– Красиво, да? – произнесла незнакомка, останавливаясь рядом.
Она избавилась от плаща и оказалась одетой в коричневый бархатный мужской костюм: короткий камзол и обтягивающие штаны, заправленные в высокие сапоги. Из-за ворота и рукавов камзола выглядывали белопенные кружева.
– Люблю Вишенрог с детства, – продолжала она. – Я родилась в Припортовом квартале, а ты?
– А я – в квартале Мастеровых, – осмелев, призналась Бруни. – У меня семейное дело. Трактир «У Матушки Бруни».
– «У Матушки Бруни»? – с изумлением переспросила синеглазка и сказала, кажется, самой себе: – О как! Что ж, проходи, садись за стол, Матушка Бруни. Выпьем чаю. Обожаю гномские печенюшки с грибами, а Бруттобрут печет их просто великолепно!
Гном – будто ждал, пока произнесут его имя, – появился на портальных плитках, ловко удерживая уставленный посудой поднос. Бруни повела носом – запах гномских печенюшек оказался необычным, но привлекательным. «Вот бы узнать рецепт!» – мимолетно подумала она и тут же забыла об этом. Гном составил посуду на столик у одного из окон, разлил чай по чашкам и покинул комнату, напоследок бросив на Матушку испытующий взгляд.
– Итак, – произнесла незнакомка, изящно удерживая чашечку и дуя на горячий напиток, – зачем тебе понадобилась встреча с архимагистром? И что ты хотела сделать при помощи… – она кивнула на сверток, который Бруни так и не выпустила из рук, – …этого?
Матушка качнула головой.
– Простите, госпожа, боюсь, мне поможет только архимагистр. Я была сегодня во всех магических Домах, и ни один из магистров не смог решить мою проблему.
– Интересные, однако, проблемы у владелиц трактиров, – заметила незнакомка и резко поставила чашку на блюдце. – Ты хотела видеть меня – рассказывай!
– А… – сказала Бруни, догадавшись о том, кого видит перед собой. – Вы… Э-э-э… Ой!
– Ох, эх, ух и ах, – глубокомысленно добавила синеглазка. – Что там еще у нас есть? Хоп, гномье «хусним» и эльфийское «идэн-на-хой»! Девочка, я трачу на тебя свое личное время, понимаешь?
– Понимаю, – покраснела Бруни, – простите меня. Я…
И она, уже в который раз за этот день, рассказала о проклятии все, что знала. Синеглазая архимагистр слушала молча, качала ногой, затянутой в изящно сшитый сапожок, иногда принималась гонять под потолком магических светлячков или смотрела в сторону моря, и тогда ее глаза, как и оно, полнились тьмой.
– Я отдам чешую, если вы мне поможете его спасти, – тихо сказала Матушка в довершение рассказа. – Подарю.
Архимагистр взяла чешую в руки. Положив на одну ладонь, накрыла другой и опустила веки, будто прислушивалась к безмолвному голосу, поющему чудесные песни. На ее розовых губах расцвела восхищенная улыбка.
– Откуда это у тебя? – поинтересовалась она, открыв глаза и пристально глядя на Бруни.
Матушка сморгнула: ей показалось, что зрачки собеседницы светятся в полумраке комнаты.
– Это подарок друга. На день рождения.
– От чистого сердца! – заметила архимагистр.
Напоследок пробежав тонкими пальцами по гладкому бочку чешуи, с сожалением завернула ее в ткань и… положила сверток на колени Матушке.
– Значит, тебя зовут Бруни… А меня – Ники, – неожиданно сказала она. – Ники Никорин. Как и в тебе, во мне нет ни капли благородной крови, а мой отец ходил под парусом обычным матросом и сгинул в море, когда мне было пять. Называй меня просто Ники, договорились?
– Договорились… Ники, – кивнула Матушка. У нее прихватило сердце – оттого, что сверток вернулся к ней.
– Твоя плата щедра, но не для этого случая, – заметила архимагистр Никорин и, встав, подошла к самому стеклу. Прижалась к нему лбом.
Бруни с болью смотрела ей вслед. Ей и своей последней надежде.
– Не сверли меня взглядом, – не оборачиваясь, сказала Ники. – Ты разрываешь мне сердце. Я пытаюсь вспомнить одну забытую легенду… Знаешь, – порывисто обернулась она через несколько минут, – коли Пресветлая будет благосклонна к тебе, найдется тот, кто сумеет помочь!
Матушка резко встала, шагнула вперед. В глазах ее стояли слезы.
– Что я должна делать?
– Отправляйся домой. Поздно уже. А завтра навести того, кто подарил тебе чешую. Он добр и благороден, а это уже чудо в наш жестокий век.
– А потом? – враз пересохшими губами спросила Бруни.
Ники Никорин пожала плечами.
– А потом все – на милость Индари… Боги любят горячие сердца и чистые помыслы! И терпеть не могут гордецов. Теперь – уходи.
Она щелкнула пальцами, и в магическом вихре, подхватившем Матушку, та расслышала затихающее:
– Брут, запечатывай башню!
Опомнилась Бруни за порогом от холодного ветра, пощечиной хлестнувшего по мокрым от слез щекам. Луна скрылась за облаками, вокруг башни было светло, как днем, но в переулках вовсю веселилась тьма, пугая слабые огни магических фонарей и тряся страшными тенями в подворотнях.
Запрятав сверток в сумочку и поплотнее запахнув плащ, Матушка поспешила домой, представляя, какую выволочку ей устроит переволновавшийся Пип из-за позднего возвращения.
