– Экая напасть, дочка, – тихо сказал он. – Ты прости…
– Слишком много переживаний в последнее время, – ободряюще улыбнулась она, хотя, как говорил Кай, на душе кошки скребли, – в том числе и хороших! Тебе надо отдохнуть, Пип. Просто отдохнуть. И ты прав – я завтра же займусь поисками помощника на кухню!
Когда они ушли, Бруни встала к плите, оставив зал на Ровенну. Вечер пролетел незаметно. Вовремя вернувшийся Весь ловко разделал барашка, зажарил на большой сковороде мясо с луком и помидорами, Матушка затомила в печи картофель в горшочках – посетители ели да нахваливали ужин, и отсутствия Пипа – слава Богине! – никто из них не заметил.
Перед уходом к ней подошла Виеленна.
– Слышала, что вы говорили про помощника, хозяйка, – сказала она, нервно вытирая руки полотенцем и краснея. – Есть у меня на примете один парень. Если скажете, я его завтра к утру приглашу с вами потолковать.
– Конечно, приглашай! – обрадовалась та, потирая гудящую поясницу и вновь ощущая дурноту лихорадки. За обычными заботами, да в той суматохе, что случилась на кухне из-за отсутствия главного действующего лица, как-то забылось о собственной немощи, а сейчас та возвращалась обратно. – Только к полудню – с утра поведу Веся в университет. Поэтому трактир до моего возвращения будет на вас с Ровен.
Младшая Гретель понимающе кивнула и добавила, пытаясь успокоить хозяйку:
– Персиана мастеру хорошего целителя вызвала, авось поднимет его на ноги за пару дней!
– Не нужно за пару! – вмешалась вошедшая Ровенна. – Мастеру надо отлежаться, он же каждое утро к семи уже у плиты, как привороженный! Вы, хозяйка, не переживайте за дело. Готовите и сами неплохо, а уж мы с Вилькой зал вот так будем держать!.. – она показала внушительный кулак.
Бруни, улыбнувшись, только головой покачала. Когда они ушли, собралась было подняться в свою комнату, но Весь остановил. Встал на нижней ступеньке, руки в боки, чем неуловимо напомнил старшую Гретель, и заявил:
– Никуда не пойдешь, пока не поужинаешь!
– Я не хочу есть, – вяло попыталась протестовать Матушка.
– Сахарные косточки! – возмутился оборотень. – Ты за день ничего не съела, только воду дула, как лошадь опосля галопа!
– Лошадь опосля галопа поить нельзя! – парировала Бруни.
– Это была непослушная лошадь! – не спасовал мальчишка, соскочил со ступеньки, подтащил Матушку к столу, на котором уже стояла кружка с дымящимся травяным отваром и тарелка с птичьей ножкой и пареными овощами. – Вот, пока не съешь, из-за стола не встанешь! – прищурившись, заявил он и сел напротив. – Приступай!
– Грозен ты, однако… – пробормотала она.
Глаза закрывались, но Бруни была рада скручивающей в бараний рог усталости – ни мыслей в голове, ни боли в сердце!
Оборотень следил за ней, совершенно по-детски подперев подбородок кулачком. Протянув через стол руку, Матушка с нежностью погладила его по пока гладкой щеке. Весь неожиданно вздрогнул, как от удара хлыста.
– Что ты? – испугалась она.
Мальчишка потер щеку, будто та горела, и пояснил, преодолевая внутреннее сопротивление:
– Так мама всегда делала… – Дальше заговорил быстрее, словно боясь передумать и вновь уйти в собственное одиночество: – А сестренкам лохматила макушки – у них такие буйные кудри были, все девчонки клана завидовали… Появились на свет двойными кровниками, или, как люди говорят, близняшками, – это у нас такая редкость! Отец переживал, за кого их замуж выдавать…
– Почему переживал? – тихо спросила Бруни, боясь спугнуть его откровенность.
– Потому что надо было такую же пару искать, иначе ничего бы у них не вышло!
– А другие братья или сестры у тебя были?
– Из родных – только старший. Его первого…
Весь поперхнулся и замолчал. Матушка с болью смотрела в отрешенное лицо оборотня – перед ним вставали картины прошлого, которые он не хотел видеть, но забыть не мог и… не позволял себе.
– Ты не боишься идти в университет? – осторожно спросила она, желая вернуть мальчишку оттуда, где убивали его родных, в безопасную и уютную кухню. – Знаешь, что там будет непросто?
– Я готов! – Весь посмотрел ей прямо в глаза. – Я хочу служить своей земле, хочу защищать… – он чуть было не сказал «людей», но передумал, – всех от несправедливостей. И я знаю, что могу это делать!
– Только я прошу тебя, если будешь драться, будь осторожен! – попросила Бруни.
Мгновение Весь смотрел на нее с изумлением, а затем засмеялся, обнажая белые острые зубы и шлепая себя ладонями по коленкам.
– Ну… ты… скажешь тоже!.. – хохотал он.
– Что такого? – обиделась Матушка. – Разве полковник Торхаш не учил тебя драться правильно? А если учил, то и про осторожность должен был говорить!
Весь помотал головой. Пояснил, все еще посмеиваясь:
– С осторожностью люди дерутся… как бы одежку не попортить да рану не получить. А мы, если сцепляемся, о такой ерунде не думаем! Внимательным надо быть, опережать противника на действие, а то и на два вперед – этому меня Лихо учит. Но я могу обещать тебе, – он посмотрел на Бруни, – всегда брать верх над врагами!
Матушка вздохнула и отставила почти пустую тарелку. Прихватила кружку с подостывшим отваром, поднялась и направилась к лестнице. На последней ступеньке обернулась.
– Не всегда прав тот, кто побеждает, – сказала она. – Подумай над этим, Веслав Гроден из Черных ловцов!
* * *
Утро началось неожиданно.
– Прости меня, – попросил Весь, когда Бруни в праздничном наряде спустилась вниз и приготовилась вести его в университет.
– За что? – удивилась она.
– Я вчера не стал тебе говорить… уж очень ты была усталая!
У нее заныло в груди. Она молча смотрела на оборотня, даже не пытаясь угадать, какую дурную весть он сообщит.
– Я не видел господина Турмалина, – пояснил мальчишка. – Когда я пришел к его дому, люди разбирали крышу, которая обрушилась прошлой ночью. Тела жильца мансарды так и не нашли. Из того здания теперь всех выселят, а его само разрушат – в нем вот таку-ущая трещина до самого основания!
И он руками показал ее размер.
– А продукты? – недрогнувшим голосом поинтересовалась Матушка.
Что ж… Григо предупредил, что исполненное человеческое желание снимет с него оковы человеческого существования. Должно быть, он вернулся в прошлое, в тот прекрасный и юный мир, где любой мог встретить на лесной тропинке Пресветлую и поговорить с ней о жизни.
– Раздал… – коротко ответил оборотень.
Больше она ни о чем не спросила.
Они вышли на утренний морозец, держась бок о бок и двигаясь слаженно, будто были одной крови. Весь не кичился, не важничал, но, как парус, наполненный ветром, тянулся в сторону горизонта. Горизонта будущего, того самого, что раньше не чаял даже разглядеть.
