– Бруни! Радость моя! – пробасила та. – Что ты здесь делаешь?
– Не ожидала тебя увидеть, Клози, – удивилась Бруни. – Я хотела поговорить с мастером Висту о покупке нескольких картин для украшения нового трактира.
– Насдышады, насдышады пдо ваш пдоэкт! – послышался из глубины дома голос гончара, судя по всему измученного жестоким насморком. – Кдози, пригдашай Мадушку войди, чдо же ды?
Клозильда сдвинула телеса с дверного проема, освобождая проход.
– Морсу выпьешь с нами? – спросила она у Бруни. – Свеженький, горяченький, на меду! С чуточкой маменькиной крыжовниковой настоечки!
– Знаю я твою чуточку! – хихикнула Матушка, вспомнив не столько посиделки с подругами, сколько головную боль на следующее утро.
Висту, закутанный в толстый халат, кажется принадлежащий его пассии, сидел в кресле у зажженного камина и макал красный нос в кружку с морсом.
– Простыл мой Вистунчик, – пояснила Клози, погладив его по голове, как маленького. – Давай еще морсику, солнце, а? – обратилась она к нему.
Гончар с готовностью допил морс и протянул ей пустую кружку.
– Садидесь, Мадушка Бдуни, – пригласил он, указывая на кресло напротив, – я и саб ходел давеча зайди, поговодить, да вод, пдиболел.
– Клози очень заботливая, – заметила Бруни, посмотрев ей вслед. – Думаю, она быстро поднимет вас на ноги, мастер!
– Ода – золодо, – очень серьезно сказал Висту и переменил тему: – За посдедний бесяц в лавках Гильдии вы закупили босуды на довольно пдидичдую сумму, Бдунгильда, что де может де радовать! Кроме того, бде стадо известно о тдактиде, одкдыдие коего вы пладируете. И это дадует беня вдвойне! Как вы посмодриде на скидку в пядь пдоцендов на пдодукцию нашей гильдии, пди условии, что вся босуда для нового заведедия будет приобдетена у нас?
– Я зашла поговорить о ваших картинах для нового заведения, – улыбнулась Бруни, – а наткнулась на скидку в пятнадцать процентов на все товары мастерских Гильдии, включая лепные работы, вазоны для цветов и прочие приятные мелочи!
– Вы сказади: семь? Семь пдоцентов? – прищурился Висту. – И какие же из боих кадтин вас интедесуют?
– Я сказала: пятнадцать! И хотела бы взглянуть на те картины, которые вы можете продать для оформления трактира, – Матушка смотрела на него так, будто они и не играли в древнюю игру под названием «Сторгуемся?»
Висту поднялся, кутаясь в халат.
– Пойдебте на вдодой этаж – в официальных помещедиях Гильдии, каковые даходятся да первом этаже, я не вешаю свои полодна, – пояснил он, направляясь к лестнице в углу комнаты и чихая. – Извидиде! А как вы смотдите на цифру девять?
– Десять – и по рукам! – согласилась Матушка и добавила: – На все товары, не только на посуду!
Мастер Вистун хмыкнул и повернулся к ней, чтобы шлепнуть горячей ладонью по ее подставленной ладошке.
– С вами так же приятдо иметь дело, Брунгильда, как и опасно! Идите за мдой.
– Куда это вы? – изумилась Туча Клози, выходя из кухни с подносом в руках.
– Мадушка интедесуется кадтинами, – пояснил Висту, – иди к нам, золодце!
Оглянувшись на матрону Мипидо, Бруни заметила, как та, прижав руки к груди, судорожно вздохнула. Должно быть, немного в жизни главы Гильдии прачек было ласковых слов и произносящих их мужчин, раз она – не боявшаяся никого и ничего – реагировала на эти слова подозрительным блеском в глазах.
Коридор второго этажа огибал несколько комнат. На простых неотделанных стенах висели картины. Матушка сбилась, пытаясь их пересчитать.
– Здесь только тредья часть, – неожиданно смутился гончар, будто Бруни поймала его за каким-то неприличным занятием, – остадное хранится на чердаке!
– А ваши последние работы, – поинтересовалась она, – «Осенняя фея» и «Пресветлая с Аркаешем» – я могу на них посмотреть?
– «Фею» – да, – кивнул Висту, – но дад «Пресветлой» я еще даботаю!
– Он даже мне ее не показывает! – похвасталась Туча Клози. – И дверь в мастерскую запирает, а ключик носит на шее!
Вистун покраснел до цвета собственного насморочного носа.
– Не позодь беня педед гостьей, Кдози! – смущенно сказал он. – Де богу я дикому показывать дезакодчедные работы! Так было и так будет! – и внушительно, и сердито глянул на матрону Мипидо.
А та кивнула, как послушная девочка:
– Как скажешь, солнце!
Глава Гильдии гончаров повел рукой:
– Смотдите, Мадушка. Де все из дих пдодаются, до я вас о дом предупдежу.
Заложив руки за спину, Бруни медленно двинулась по коридору. Ей поневоле вспомнилась галерея во дворце, та, с огромными окнами, куда они неосторожно выскочили с Ваниллой после посещения мастера Артазеля. Там тоже висели портреты в шикарных позолоченных рамах, громоздкие, полные богатых, но темных тонов. И ни на один из них она не променяла бы полотна, которые сейчас разглядывала!
Висту рисовал природу, умудряясь уместить на грубовато проработанных древесных стволах тончайшие ходы жучков-древоточцев, а на листьях – прожилки, светящиеся жизнью. Висту рисовал небо и море опрокинутыми друг в друга чашами, полными пены и облаков, солнечного сияния и загадочного мерцания лунной пыли, парусов и чаек, одинаково стремительных и белоснежных. Он не пытался приукрасить изображаемых людей, и оттого их лица были и грубы, и некрасивы, и глупы – ежели таковыми являлись хозяева, но, благодаря этим портретам, все они получили новую жизнь и пропуск в Вечность.
Матушка смотрела и не могла насмотреться! Такое искусство – не ярморочно-яркое, слащавое, но искреннее и временами даже непривлекательное, ей было близко и понятно. И – она знала точно! – будет близко и понятно людям. Томазо Пелеван не подозревал, как был прав, когда обмолвился о выставке картин Висту.
– Мастер, – Бруни повернулась к нему, – у меня к вам встречное предложение! По плану, нарисованному Томазо, в мансарде здания будет большое и светлое помещение. Ваши картины чудесны, но здесь их не видит никто, кроме вас. Давайте откроем их для людей! Я предоставлю мансарду для выставки ваших полотен почти бесплатно!
Клозильда хмыкнула и одобрительно кивнула. Ей нравилось и предложение Матушки, и то, каким образом оно было сделано. Матрона Мипидо тоже была дамой с деловой хваткой.
– Бочти? – мягко улыбнувшись, уточнил гончар.
– Когда интерьер нового трактира будет готов, вы сами подберете под него картины для оформления, – пояснила Бруни. – Иногда мы будем менять их, чтобы оживить залы. А остальные ваши полотна пусть живут в мансарде, не в темноте, но на свету, и радуют людей, как радуют меня – влюбившуюся в них с первого взгляда!
– Зачеб ваб это? – Висту внимательно смотрел на нее.
Она пожала плечами.
– В жизни немного радости, мастер, и еще меньше правды. А ваши картины полны ими, как осенние соты медом. Вы покажете мне «Фею»?
