Затем он поспешно вернулся в кабинет, снял трубку и набрал номер Банка Англии. Бросил беглый взгляд на часы. Двадцать пять минут четвертого. Его соединили с мистером Леем.
– Ласки беспокоит, – сказал он.
– Да? Что ж, я вас слушаю. – В голосе банкира звучала предельная осторожность.
Ласки не без труда заставил себя сохранять спокойный тон:
– Я сумел решить свою маленькую проблему, Лей. Необходимая сумма находится в сейфовом хранилище моего банка. Так что я либо могу организовать ее доставку к вам сразу же, либо предъявить деньги для инспекции сегодня, а перевозку назначить на завтра.
– Гм… – Лей ненадолго задумался. – Мне кажется, что ни в том, ни в другом нет особой необходимости, Ласки. У нас слишком много других дел, чтобы пересчитывать столь крупную сумму с приближением вечера. Если вы организуете доставку рано утром, то мы примем чек к оплате завтра же.
– Спасибо, – сказал Ласки, но не удержался, чтобы не посыпать на рану щепотку соли: – Уж извините, что довел вас до такого раздражения сегодня днем.
– Вероятно, это моя собственная вина. Я повел себя не совсем сдержанно. До свидания, Ласки.
Ласки положил трубку. Он все еще продолжал лихорадочно обдумывать ситуацию. По его прикидкам, он мог заменить тысяч сто этой же ночью. Примерно столько должна была составлять выручка клубов и игорных притонов Кокса. Их вложат вместо части похищенных купюр. Это виделось необходимой предосторожностью. Если все банкноты, которые он предъявит завтра, окажутся годными только на списание в переработку, кого-то может заинтересовать странное совпадение разбойного нападения и появления примерно такой же суммы в ветхих купюрах у него в банке. Более или менее значительный процент новых бумажек поможет развеять подозрения.
Теперь, как выяснялось, он сумел выйти из положения и спастись. Можно было даже позволить себе на мгновение расслабиться. Он снова справился, он опять вышел победителем. И смех истинного триумфатора невольно потряс его грудь.
Оставалось только не допустить промашки в деталях и формальностях. Ему лучше сейчас же спуститься в хранилище банка и внушить уверенность наверняка чуть растерявшимся служащим. И он желал бы, чтобы Кокс со своими подручными убрался из его владений как можно скорее.
А потом надо непременно позвонить Эллен.
Глава тридцатая
Эллен Хэмилтон провела дома почти весь остаток дня. Поездка за покупками, о которой она сказала Феликсу, была всего лишь вымыслом: ей просто-напросто понадобился предлог для визита к нему. Она невыносимо скучала. Поездка в Лондон заняла совсем немного времени. По возвращении она переоделась, по-иному уложила волосы и гораздо дольше, чем требовалось, готовила для себя ленч, состоявший из творога, салата, фруктов и чашки черного кофе без сахара. Она сама помыла тарелки, не включая посудомоечную машину ради такого малого количества, отправив прислугу – миссис Тремлет – пылесосить ковры на втором этаже. Потом посмотрела выпуск новостей и какой-то сериал по телевизору, начала читать исторический роман, но бросила, не осилив даже пяти страниц, и стала слоняться из комнаты в комнату, наводя порядок там, где этого совершенно не требовалось. Решила было спуститься к бассейну и поплавать, но в последний момент передумала.
И вот теперь она стояла обнаженная на холодной плитке пола летнего домика, держа в одной руке купальник, а в другой свое платье, и размышляла. Если она не может даже решить, стоит ей плавать в бассейне или нет, то где она найдет в себе силу воли, чтобы уйти от мужа?
Она бросила одежду к своим ногам, плечи ее поникли. Прямо перед ней в стене располагалось зеркало от пола до потолка, но Эллен не смотрела в него. Она поддерживала себя в хорошей форме исключительно ради приподнятого самоощущения, а не для видимости и потому легко избегала соблазна разглядывать себя в зеркалах.
Она задумалась, насколько было бы приятно искупаться нагой. Подобные вещи считались неслыханными во времена ее молодости, а она всегда подчинялась диктату условностей. Она это знала, но не пыталась бороться с собой, потому что ей самой нравилась сдержанность порывов – именно это придавало ее жизненному стилю подобающую форму и постоянство, в котором она нуждалась.
От пола исходила сейчас ласковая прохлада. У нее возникло искушение лечь и начать кататься, ощущая холод кафеля всей своей разгоряченной кожей. Но при этом пришлось прикинуть вероятный риск, что Притчард или миссис Тремлет войдут и застанут ее за таким странным занятием. Решив, что он все же слишком велик, она снова оделась.
Летний домик стоял на достаточно высоком взгорке. От его дверей Эллен могла видеть все их владения – девять акров, почти полностью занятых садом. Это был восхитительный сад, разбитый еще в начале XIX столетия, прихотливо спланированный и усаженный десятками разных пород деревьев. Сад неизменно радовал ее, но сейчас и это ощущение поблекло, как все остальное.
В предвечерней прохладе сад представал во всем своем великолепии. Поднявшийся легкий ветерок колыхал подол платья Эллен из хлопка, заставляя его трепетать подобно флагу. Она прошла мимо бассейна в рощицу, где закатные лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, рисовали на земле причудливые узоры.
Феликс назвал ее натуру необузданной, но он, конечно, ошибался. Она просто отделила уголок в своей жизни, где принесла постоянство в жертву чувственным наслаждениям. И вообще, в наши дни иметь любовника не считалось чем-то из ряда вон выходящим и вульгарным, при условии, что ты умела все сохранить в тайне, а Эллен вела себя исключительно осторожно.
Проблема возникла оттого, что ей слишком понравилось чувствовать себя свободной. Она понимала, насколько опасен ее нынешний возраст. Женские журналы, которые она просматривала (но никогда не читала по-настоящему), постоянно твердили: именно в таком возрасте женщина начинала подсчитывать, сколько лет ей осталось, в шоке обнаруживала, как мало, и решала заполнить их всем, упущенным прежде. Модные, эмансипированные, но молодые журналистки предупреждали, сколько разочарований подстерегает леди на таком пути. Но откуда им было знать? Они могли только строить теории и догадываться так же, как она сама и все остальные.
Эллен считала, что возраст здесь совершенно ни при чем. Даже когда ей исполнится семьдесят, она все равно найдет какого-нибудь девяностолетнего бодрячка, который будет вожделеть к ней, если только она сама не станет совершенно безразлична к этому. Как ни при чем оказалась менопауза, уже оставшаяся для нее в прошлом. Просто с каждым днем она находила Дерека все менее привлекательным, а Феликса все более. И ситуация достигла той точки, в которой столь разительный контраст становилось почти невозможно выносить.
И она дала им обоим понять, что с ней происходит, но сделала это в обычной для себя скрытой форме, не называя вещей своими именами. Эллен улыбнулась, вспомнив, насколько озадаченными выглядели оба после того, как она высказала каждому свой завуалированный ультиматум. Она знала своих мужчин: оба теперь начнут анализировать ее слова, через какое-то время поймут их потаенный смысл и возрадуются собственной проницательности. Но ни тот, ни другой не поймет, что ему на самом деле угрожает.
