Липси оставил свою машину у ворот и пешком прошел по короткой подъездной дорожке. Сквозь гравий на ней пучками проросла трава, и чем ближе он подходил к особняку, тем более запущенным тот выглядел.
Пока он стоял, разглядывая дом, дверь открылась и навстречу вышла уже преклонных лет женщина. С какой стороны к ней лучше искать подход? – сразу задумался он.
– Доброе утро, – сказала она по-итальянски.
Ее седые волосы были аккуратно уложены, одевалась она элегантно, а черты лица указывали, что в молодости ее, вероятно, отличала необыкновенная красота. Липси с достоинством ей поклонился.
– Прошу простить меня за столь внезапное вторжение, – сказал он.
– Не нужно извинений, – перешла она сразу на английский. – Чем могу вам помочь?
Липси успел в достаточной степени изучить ее внешность, чтобы решить, как нужно с ней разговаривать.
– Я лишь хотел узнать, можно ли получить дозволение осмотреть окружение столь красивого особняка.
– Разумеется, – женщина улыбнулась. – Приятно, что он снова кого-то заинтересовал. Я – контесса
[14]
ди Ланца.
Она протянула руку, и, пожимая ее, Липси мысленно поднял оценку своих шансов на успех до приблизительно девяноста процентов.
– Меня зовут Дансфорд Липси, контесса.
Она провела его вдоль боковой стены дома.
– Особняк построен в первой четверти семнадцатого века, когда вся окрестная земля была дарована нашей семье за заслуги в какой-то очередной войне. К тому времени архитектура Ренессанса постепенно добралась и до сельской местности.
– Ах, вот как! Стало быть, время постройки примерно совпадает с возведением церкви в Польо.
Она утвердительно кивнула.
– Вы интересуетесь архитектурой, мистер Липси?
– Я интересуюсь красотой, контесса.
Он заметил, как она подавила улыбку, думая, должно быть, что этот чопорный англичанин не лишен своеобразного, эксцентричного шарма. Именно такое впечатление он и стремился на нее произвести.
Она рассказывала ему о доме, словно неоднократно повторяла свою историю прежде, показав место, где у строителей кончилась одна разновидность камня и им пришлось перейти на другую, обратила его внимание на окна, появившиеся только в восемнадцатом столетии, и на небольшой западный флигель, пристроенный в девятнадцатом.
– Разумеется, вся округа нам больше не принадлежит, а оставшаяся в наших владениях земля почти неплодородна. Как вы заметите, здесь многое нуждается в ремонте, который приходится пока откладывать. – Она повернулась к гостю лицом и грустно ему улыбнулась. – В наше время титул ничего не значит в Италии, мистер Липси. Мы – нищая аристократия.
– Да, но не у всех благородных семейств такая древняя история, как у вашего.
– Конечно. Новая аристократия – это дельцы и промышленники. Их семьи еще не успели утратить деловой хватки, лишь проживая унаследованные деньги.
Они закончили обход дома по периметру и остановились в тени, отбрасываемой одной из башенок. Липси сказал:
– Я понимаю, как расслабляет жизнь за счет честно заслуженного наследственного состояния, контесса. Боюсь, что и сам не прикладываю слишком больших усилий, чтобы зарабатывать деньги.
– Могу я поинтересоваться родом ваших занятий?
– У меня антикварный магазин в Лондоне. Он расположен на Кромвель-роуд, и вы просто обязаны заглянуть в него во время следующей поездки в Англию. Хотя сам я там бываю очень редко.
– Не хотите ли осмотреть дом изнутри тоже?
– Если только не причиню вам излишнего беспокойства…
– Не волнуйтесь по этому поводу. – И хозяйка провела его через парадную дверь.
Липси ощутил легкое пощипывание в мышцах шеи, что неизменно происходило, когда расследование близилось к завершению. Он все проделал тонко и правильно: мягко намекнул контессе о своей возможной заинтересованности что-нибудь у нее купить. Она слишком явно нуждалась в деньгах.
И пока она вела его по комнатам особняка, острый взгляд детектива быстро скользил по стенам. Недостатка в старинной живописи не ощущалось, но все это были либо выполненные маслом портреты предков хозяйки, либо акварели с пейзажами. Мебель выглядела старой, но далеко не антикварной. В некоторых помещениях, которые давно не использовались, застоялся удушливый воздух, в котором преобладала странная смесь запахов нафталина и гнили.
Она провела его вверх по лестнице, и он понял, что площадка между этажами являла посетителю лучшее, чем мог похвалиться дом. В центре стояла скульптура с налетом эротики: мраморный кентавр слился в чувственных объятиях с юной девой. Ковры на тщательно отполированных полах не выглядели потертыми. А все стены покрывали картины.
– Это можно назвать нашей скромной коллекцией произведений искусства, – сказала контесса. – Нужно было бы давно все продать, но мой покойный муж упрямо не желал ни с чем расставаться. Да и я сама по возможности все откладываю подобные дела.
Такого рода фраза стала наиболее откровенным приглашением к покупке, на какое была вообще способна пожилая аристократка, решил Липси. Он окончательно отбросил претензию на мимолетный интерес и взялся за изучение картин.
Сначала Липси смотрел на каждую с некоторой дистанции, прищурив глаза, выискивая приметы стиля Модильяни: удлиненное лицо, характерная форма носа, которую он подсознательно придавал всем женским портретам, влияние африканской скульптуры, странная асимметрия. Затем он приближался и приглядывался к подписи художника. Ощупывал рамы в поисках переоформленных полотен. Из внутреннего кармана извлек очень мощный, хотя тонкий, как карандаш, фонарик и направлял луч на красочный слой, пытаясь различить приметы наложения нового изображения поверх прежнего.
Для некоторых картин достаточно было лишь беглого взгляда, другие требовали более тщательного ознакомления. Контесса терпеливо ждала, пока Липси изучал полотна на всех стенах лестничной площадки. Наконец он повернулся к ней.
– Здесь есть очень хорошие произведения, контесса, – сказал он.
Она так быстро показала ему остальную часть дома, словно оба уже понимали, что это простая формальность. Когда они вернулись к лестнице, она остановилась и спросила:
– Могу я предложить вам чашку кофе?
– Спасибо, не откажусь.
Они спустились в гостиную, хозяйка с извинениями оставила его, чтобы пойти на кухню и отдать распоряжение насчет кофе. Липси ждал, кусая губы. Но вывод оказывался неутешительным: ни одна из картин не стоила дороже нескольких сотен фунтов, и Модильяни в этом доме не обнаружилось.
Контесса вернулась.
– Можете закурить, если хотите, – сказала она.
– Спасибо, я воспользуюсь разрешением. – И Липси раскурил сигару.
