Он покинул двор, чтобы пересечь улицу в сторону дома. Но как раз посреди проезжей части ревматизм нанес новый удар: мерзкая, злая и острая боль, заставившая его чуть пошатнуться. Он добрался до дома и прислонился к стене, перенеся вес тела целиком на здоровую ногу.
Взглянув вдоль улицы в направлении центра деревни, увидел молодую пару, с которой беседовал чуть раньше. Они шли очень медленно, обнявшись, глядя друг на друга и улыбаясь. Их взаимная любовь казалась очевидной и даже более сильной, чем бросалось в глаза всего полчаса назад. Проницательность, приобретенная священником за долгие годы, когда он слушал исповеди людей, подсказала ему, что какая-то зримая перемена в отношениях наступила в последние несколько минут. Быть может, сыграло свою роль их посещение Божьего храма. Или даже он сам сумел исподволь дать им духовную поддержку.
Он, конечно же, почти наверняка согрешил, солгав им о Даниелли. Но ложь сорвалась с губ автоматически, в силу привычки, выработанной во время войны. Тогда он понимал настоятельную необходимость скрывать информацию о еврейских семьях от всех, кто начинал задавать вопросы. Он всю свою деревенскую паству благословил на святую ложь. Грехом стало бы говорить правду.
И сегодня, когда парочка совершеннейших чужаков и чужестранцев явилась невесть откуда с расспросами, называя фамилию Даниелли, она затронула старый, но все еще трепещущий нерв, вызвав у святого отца желание снова защищать евреев. Хотя причина наведения справок могла быть самой невинной: фашисты ушли в прошлое уже тридцать пять лет назад, и больше не существовало никакой причины грешить ложью. Но у него не было времени даже задуматься, что становилось причиной многих греховных поступков, хотя и слабым для них оправданием.
Он размышлял теперь, не пойти ли им вслед, чтобы извиниться, объяснить, сказать правду. Так он мог немного загладить свою вину. Но какой смысл? Кто-нибудь другой в деревне отправит их в бар на задворках Польо, где евреи с трудом зарабатывали хлеб свой насущный.
Боль снова отступила. Он вошел в свой маленький домишко, поднявшись по кривым каменным ступенькам, решив продолжить размеренную жизнь, состоявшую из мелочей вроде ревматизма и одних и тех же покаяний в грехах, которые он выслушивал из недели в неделю от паршивых овец в небольшом стаде своей паствы. Он по-отечески понимающе, хотя и с грустью, кивал в ответ, даруя отпущение.
В кухне он достал буханку хлеба и отрезал ломоть хорошо наточенным ножом. Потом нашел сыр, соскреб с него слой плесени, принявшись за свой обед. Сыр показался очень вкусным – плесень шла ему только на пользу. И это было нечто, чего бы он никогда не узнал, если бы был богат.
Покончив с трапезой, он протер тарелку полотенцем и поставил на место в деревянном буфере. Неожиданный стук в дверь удивил его.
Люди обычно не стучались к нему, а просто открывали дверь сами, входили и окликали хозяина. Стук означал формальный визит, но в Польо ты обычно заранее знал, что кто-то явится к тебе по официальному вопросу. Он пошел открывать с приятным волнением и любопытством.
На пороге стоял невысокий молодой человек, которому еще не исполнилось и тридцати, с прямыми волосами, отросшими так, что закрывали уши. Одет он был странно, насколько в этом разбирался священник, – в деловой костюм при галстуке-бабочке. На скверном итальянском языке он сказал:
– Доброе утро, святой отец.
Опять чужой, отметил священник. Вот и объяснение стука в дверь. Необычно было появление в деревне стольких чужаков одновременно.
– Не мог бы я недолго поговорить с вами? – спросил молодой мужчина.
– Конечно. – Священник провел незнакомца в свою скудно обставленную кухню и предложил ему жесткий деревянный стул.
– Вы говорите по-английски?
Священник сокрушенно помотал головой.
– Что ж, хорошо. Я – торговец произведениями искусства из Лондона. – Мужчина сумел произнести эту фразу, отчаянно запинаясь. – И разыскиваю одну старую картину.
На это священник кивнул, скрыв свой внезапный интерес. Стало ясно, что этот визитер и парочка, заходившая в церковь, прибыли сюда с одной и той же целью. Тот факт, что совершенно разные люди явились в Польо в один день в поисках картины, никак не мог быть простым совпадением.
Он ответил:
– У меня никаких картин нет.
И жестом руки обвел голые стены своего дома, как бы намекая, что прежде всего купил бы более необходимые вещи, имей он деньги.
– Тогда, вероятно, в церкви…
– В церкви тоже нет картин.
Мужчина ненадолго задумался, подбирая нужные слова.
– Быть может, у вас здесь есть деревенский музей? Или у одного из жителей дома имеется небольшая коллекция?
Священник рассмеялся.
– Сын мой, это очень бедная деревня. Никто не покупает картин. В лучшие времена, когда появлялись несколько лишних монет, их тратили на мясо или на вино. Коллекционеров здесь вы не найдете.
Незнакомец выглядел откровенно разочарованным. Священник задумался, не стоит ли рассказать ему о конкурентах. Но в таком случае ему поневоле придется упомянуть о Даниелли, то есть дать этому человеку информацию, которую утаил от других.
Это выглядело вопиющей несправедливостью. Однако и врать он больше не станет. Расскажет о Даниелли, если гость спросит о нем, но добровольно ничего не выдаст.
Но следующий вопрос просто поразил его:
– А не живет ли здесь семья по фамилии Модильяни?
У святого отца брови сами поползли вверх. Незнакомец моментально отреагировал на это:
– Почему мой вопрос так вас шокировал?
– Молодой человек, неужели вы думаете, что в Польо можно найти Модильяни? Я не знаток подобных материй, но даже мне известно: Модильяни был величайшим итальянским художником столетия. Так что едва ли хотя бы одна из его работ лежит никем не замеченная где-нибудь во всем мире, не говоря уже о нашей захолустной Польо.
– И никакие родственники семьи Модильяни здесь тоже не живут?
– Нет.
Мужчина вздохнул. Он еще какое-то время сидел, разглядывая носы своих ботинок и наморщив в задумчивости лоб. Потом поднялся.
– Спасибо за вашу помощь, – сказал он.
Священник проводил его до двери.
– Извините, если дал не те ответы, какие вы ожидали услышать. Благослови вас Бог, – произнес он на прощание.
Когда дверь у него за спиной закрылась, Джулиан немного постоял рядом с домом священника, привыкая к солнечному свету и вдыхая свежий воздух. Господи, как же провоняла эта кухня в деревенском доме! Бедный старик, по всей видимости, так и не научился содержать дом в порядке и следить за собой. Итальянские мужчины с детства привыкли, чтобы за них все делали мамочки или жены. Он вспомнил, как где-то читал об этом.
Удивительно, что при этом в Италии хватало священников, если принять во внимание еще и целибат… Он усмехнулся. Ему пришел на память недавний неожиданный конец собственного долгого воздержания. Ожило радостное чувство, охватившее его, когда он понял, что потенция вовсе не покинула его навсегда. Он доказал: во всем была целиком и полностью виновата сама Сара. Сучка пыталась поначалу делать вид, словно не получает никакого удовольствия, но ее притворства хватило ненадолго. Он взял верх над ней, продал ее машину, теперь охотился на Модильяни. Неужели былая удача вернулась к нему?
