– Да.
– Гм-м. У вас есть адрес племянницы в Париже?
– Нет, но моя сестра – ее мать – наверняка знает. Я его вам сообщу. Однако, насколько я знаю характер Дилии, к этому моменту она уже вполне могла покинуть Париж и отправиться на поиски Модильяни. Если только произведение не находится в самом Париже.
– Стало быть, нам остается пока полагаться только на ее друзей в столице Франции. И на эту открытку. Как вы считаете, возможно ли, чтобы она, так сказать, почуяла запах шанса сделать столь ценную находку, находясь где-то поблизости от данного кафе?
– Весьма вероятно, – ответил Лампет. – Превосходная догадка. Она очень импульсивная девушка.
– Мне тоже так показалось, судя… э-э-э… по стилю сообщения. А теперь скажите мне, каковы шансы, что это не превратится в охоту за чем-то призрачным?
Лампет пожал плечами.
– Такая возможность всегда существует, когда ведешь поиски неизвестной или потерянной картины. Но пусть вас не вводит в заблуждение стиль Дилии. Она получила стипендию для написания докторской диссертации на тему изобразительного искусства. Это очень умная и проницательная личность, хотя ей всего двадцать пять лет. Если бы она согласилась на меня работать, я бы ее немедленно нанял, пусть лишь ради того, чтобы ее знаниями не воспользовались мои конкуренты.
– И все же, как вы оцениваете шансы?
– Пятьдесят на пятьдесят. Нет, лучше. Семьдесят на тридцать в ее пользу.
– Превосходно. В таком случае как раз сейчас у меня есть свободный сотрудник, чтобы взять на себя эту работу. Мы можем начать незамедлительно.
Лампет поднялся, но несколько замялся и даже нахмурился, словно не мог подобрать нужной фразы, чтобы выразить свою мысль. Липси терпеливо ждал.
– Кстати… Важно, чтобы девушка ничего не узнала о затеянном мной поиске, понимаете?
– Само собой разумеется, – легко отозвался на это Липси. – Подобное предупреждение излишне. Все ясно без слов.
Помещение галереи полнилось людьми, болтавшими, звеневшими бокалами и ронявшими пепел сигар на ковер. Прием был устроен в целях рекламы небольшой коллекции нескольких немецких экспрессионистов, приобретенной Лампетом в Дании. Сам он подобной живописи не любил, но они стали хорошим товаром для продажи. Среди собравшихся преобладали клиенты, художники, критики и историки живописи. Некоторые явились просто для того, чтобы отметиться, быть замеченными на мероприятии в «Белгравии», заявить миру, в каких кругах они вращаются, но в результате они непременно что-нибудь купят, именно доказывая, что пришли не пустого тщеславия ради. Большинство критиков обязательно напишут о выставке, поскольку они не могли себе позволить игнорировать что-либо из происходившего в «Белгравии». Художников заманили канапе и вино – бесплатная выпивка и закуска, причем кое-кто из них крайне в этом нуждался. Вероятно, единственными, кого искренне интересовали сами картины, были историки искусства и несколько серьезных коллекционеров.
Лампет вздохнул и украдкой посмотрел на часы. Нужно продержаться еще час, прежде чем, соблюдя все приличия, он сможет спокойно уйти отсюда. Его жена уже давно перестала посещать приемы в галерее. По ее справедливому мнению, эти вечеринки наводили тоску. Лампету самому хотелось бы сейчас оказаться дома с бокалом портвейна в одной руке и с книгой – в другой, сидя в своем излюбленном кресле – старом, кожаном, с жесткой набивкой из конского волоса и с отметиной, прожженной в одном из подлокотников там, куда он всегда клал трубку. Чтобы напротив расположилась жена, а Сиддонс как раз подбросил дров в камин.
– Соскучились по дому, Чарли? – Голос раздался рядом и разрушил грезы наяву. – Наверное, предпочли бы сидеть перед телевизором и смотреть шоу с участием Барлоу?
Лампет выдавил из себя улыбку. Он редко вообще включал телевизор и терпеть не мог, когда его называл Чарли кто-либо, помимо нескольких самых давних друзей. А улыбавшийся ему мужчина вообще не относился даже к числу обычных приятелей: это был критик из еженедельного журнала, достаточно хорошо разбиравшийся в искусстве – особенно скульптуре, – но жуткий зануда.
– Привет, Джек, рад, что вы смогли прийти, – отозвался Лампет. – Я действительно немного устал для подобного рода увеселений.
– Представляю ваши ощущения, – сказал критик. – Трудный денек выдался? Должно быть, тяжкая работа – сбивать цену на картину какого-нибудь нищего художника еще на сотню-другую?
Лампет снова принужденно улыбнулся, но не снизошел до ответа на скрытое в шутливой форме оскорбление. Журнал относился к числу левацких, напомнил он себе, и в его редакции чувствовали необходимость не одобрять деятельность тех, кто умел делать деньги на культуре.
Он заметил, как Уиллоу пробирается к ним сквозь толпу, и почувствовал прилив благодарности к младшему партнеру. Журналист все же понял, что он станет лишним при их разговоре, и под благовидным предлогом отошел в сторону.
– Спасибо, что пришли на выручку, – обратился Лампет к Уиллоу, понизив голос.
– Не проблема, Лампет. На самом деле я хотел сообщить, что Питер Ашер здесь. Хотите обработать его лично?
– Да. Послушайте, я решил устроить выставку Модильяни. У нас есть три картины Кардуэлла, карандашные наброски, а нынче утром наклюнулся еще один вариант. Этого будет достаточно, чтобы составить ядро экспозиции. Наведете справки, у кого есть еще его вещи?
– Конечно. Но в таком случае на персональной выставке Ашера можно поставить крест.
– Боюсь, что так. У нас нет возможности организовать нечто подобное на многие месяцы вперед. Я уведомлю его. Ему это не понравится, но и большого урона не нанесет. В перспективе его талант сам пробьет себе дорогу, что бы мы ни делали.
Уиллоу кивнул и пошел дальше, а Лампет отправился на поиски Ашера. Он обнаружил его сидевшим в дальнем углу галереи перед несколькими новыми полотнами. С ним была женщина, и они оба до краев наполнили тарелки едой со стола для фуршета.
– Позволите к вам присоединиться? – спросил Лампет.
– Разумеется. Сандвичи – просто объедение, – сказал Ашер. – Представьте, я не ел икры уже несколько дней!
Лампет с улыбкой воспринял сарказм и сам угостился небольшим бутербродом на квадратике из белого хлеба. Женщина сказала:
– Питер пытается разыгрывать из себя сердитого молодого человека, хотя слишком стар для такой роли.
– Вы ведь еще не знакомы с моей болтливой женой, верно? – поинтересовался Ашер.
Лампет кивнул женщине в знак приветствия.
– Рад нашей встрече, – сказал он. – Знаете, мы уже привыкли к Питеру, миссис Ашер, и терпимо относимся к его особому чувству юмора, потому что нам очень нравятся его произведения.
Ашер воспринял легкий упрек как должное, и Лампет понял, что облек его в наиболее удачную форму, скрыв под покровом хороших манер и обильно умаслив лестью.
Ашер запил еще один сандвич глотком вина и спросил:
