– Первое издание еще не готово? – спросил он.
– Нет, – ответственный секретарь посмотрел на часы. – Мы потеряли восемь минут из-за обрыва ленты.
Шеф перевел взгляд на менеджера по продажам.
– Как это скажется на твоих делах?
Тот тоже изучал циферблат часов.
– Если речь только о восьми минутах, а второе издание выйдет вовремя, то мы справимся.
– Мы страдаем от обрывов каждый божий день, черт бы все побрал! – сказал главный.
– А все из-за паршивой бумаги, на которой нам приходится печатать газету, – попытался оправдаться ответственный секретарь.
– Ты же знаешь: нам придется мириться с качеством бумаги, пока мы снова не начнем приносить хоть какую-то прибыль. – Шеф взял со стола список новостей, положенный перед ним Коулом. – А я не вижу здесь ничего, чтобы наш тираж начал резко расти, Артур.
– На редкость тихое утро. Но если повезет, к середине дня может создаться кризисная ситуация в кабинете министров.
– Эти кризисы гроша ломаного не стоят. При нынешнем правительстве они вспыхивают чуть ли не каждый день, – главный продолжал просматривать список. – Но вот история со Страдивари мне нравится.
Коул огласил список для всех, бегло описывая подробности каждой из новостей. Когда он закончил, главный подвел итог:
– И ни хрена, чтобы «шапкой» вынести на первую полосу! Мне не нравится, когда мы открываем газету политическими новостями в течение всего дня. Предполагается, что «Ивнинг пост» освещает «все грани жизни граждан Лондона», если верить нашей же рекламе. Никак нельзя оценить похищенную пиликалку Страдивари в миллион фунтов?
– Это был бы прекрасный ход, – ответил Коул, – но, увы, скрипка и близко не стоит таких денег. Но мы все равно постараемся раздуть сенсацию.
– Если не получается в фунтах, попробуй назвать ее скрипкой на миллион долларов, – посоветовал ответственный секретарь. – Звучит даже лучше: «Ограбление на миллион долларов».
– Мыслишь в правильном направлении, – одобрил шеф. – Давайте найдем в фототеке снимок аналогичного инструмента, а рядом дадим интервью с тремя ведущими скрипачами. Как бы они себя чувствовали, лишившись столь дорогой для них вещи? – Он сделал паузу. – Мне также хочется, чтобы как можно сильнее прозвучала тема лицензии на нефтяное месторождение. Народ интересуют богатства недр Северного моря – в них видят путь к выходу из экономического спада в стране.
– Решение будет оглашено в половине первого, – сообщил Коул. – Мы пока поставили на полосу временную публикацию, чтобы застолбить место для новости.
– Поосторожнее со своей писаниной. Головная компания, которой принадлежит наша газета, тоже подала заявку, если вы еще не слышали об этом. Помните, что нефтяная скважина не приносит мгновенного обогащения. Сначала потребуется несколько лет делать в разработку месторождения крупные вложения капитала.
– Разумеется, это нам ясно, – кивнул Коул.
Менеджер по распространению обратился к ответственному секретарю.
– Для уличных рекламных стендов изберем пока заголовки истории со скрипкой и про этот пожар в Ист-Энде…
Дверь кабинета открылась почти бесшумно, но менеджеру пришлось прерваться. Все повернулись и увидели на пороге Кевина Харта, который выглядел разгоряченным и взволнованным.
– Прошу прощения за вторжение, – сказал Харт, – но мне кажется, что я напал на след крупного скандала.
– В чем там суть? – без особого раздражения спросил главный редактор.
– Мне только что позвонил Тимоти Фицпитерсон, младший министр из…
– Я знаю, кто он такой, – сказал главный. – Что он тебе рассказал?
– Он заявил, что его шантажируют двое людей. Их фамилии Ласки и Кокс. Судя по тону, он на грани нервного срыва. Сказал, что…
Но шеф прервал его снова:
– Тебе хорошо знаком его голос?
Молодой репортер густо покраснел. Он ожидал, вероятно, что все тут же переполошатся, но не был готов к перекрестному допросу.
– Нет, я никогда прежде не разговаривал с Фицпитерсоном, – признал он.
Тут вставил свое слово Коул:
– Мне тоже поступил по его поводу довольно-таки мерзкий звонок с грязными намеками этим утром. Я связался с ним, но он все отрицал.
Редактор скорчил гримасу.
– От этого дурно попахивает, – сказал он.
Ответственный секретарь кивнул в знак согласия. Харт мгновенно поник.
– Хорошо, Кевин, – обратился к нему Коул. – Мы все обсудим, когда я здесь закончу дела.
Харт вышел, закрыв за собой дверь.
– Слишком возбудимый малый, – бросил замечание главный редактор.
– Он далеко не глуп, – вступился за подчиненного Коул, – но ему еще многому надо научиться.
– Вот ты и обучи его, – сказал шеф. – Так, что нам предлагает сегодня отдел иллюстраций?
Глава четырнадцатая
Рон Биггинз думал о своей дочери. С его стороны это было грубым нарушением служебной дисциплины. Ему следовало сейчас думать только о фургоне, за рулем которого он сидел, и о грузе стоимостью в несколько сотен тысяч фунтов. Об огромном количестве бумажных денег в купюрах, слишком засаленных, порванных, потершихся, исписанных чернилами, а потому пригодных только для доставки на принадлежавший Банку Англии завод по уничтожению банкнот в Лоутоне, графство Эссекс. Впрочем, посторонние мысли в данном случае можно было считать отчасти простительными, потому что для мужчины дочь всегда важнее каких-то бумажных денег. Если это единственная дочь, она для него значительнее самой королевы. А будучи вообще единственным ребенком в семье, становится поистине смыслом жизни нормального человека.
В конце концов, размышлял Рон, мужчина и живет только ради того, чтобы хорошо воспитать дочку в надежде, когда придет срок, передать ее руку и сердце достойному и надежному супругу, который станет заботиться о ней не хуже, чем это делал родной отец. А не какому-то сильно пьющему и покуривавшему травку, замызганному волосатику, безработному бездельнику, мать его в рыло…
– Что? – спросил Макс.
Рон, словно проснувшись, вернулся к реальности:
– Я разве открывал рот?
– Просто бормотал про себя, – сказал Макс. – Тебя явно что-то грызет, приятель. Ты обдумываешь какие-то свои проблемы, и очень серьезно.
– Быть может, так оно и есть, сынок, – кивнул Рон.
«Я, быть может, обдумываю план убийства», – мелькнула у него мысль, хотя он заранее знал, что никогда не пойдет на это. Он слегка прибавил скорость, чтобы держать установленную инструкцией дистанцию между фургоном и мотоциклистами. А он ведь чуть не вцепился этой молодой свинье в глотку, когда парень заявил: «Мы с Джуди подумываем о том, чтобы пожить вместе. Типа посмотреть, как оно получится, сечешь?» И это было сказано таким небрежным тоном, будто он приглашал дочь на детский утренник. Ему было двадцать два – на пять лет больше, чем Джуди. Слава богу, она еще не достигла совершеннолетия и не могла просто так ослушаться отца. Дружок по имени Лу сидел тогда у них в гостиной и, если честно, немного нервничал. На нем была типично неряшливая рубаха, дешевые джинсы с таким странным кожаным ремнем, украшенным тяжелой бляхой, что это напоминало орудие средневековых пыток, и в сандалиях без носков, в которых виднелись его вонючие, сто лет не мытые ступни. Рон спросил, чем молодой человек зарабатывает на жизнь, и нахал ответил, что он свободный поэт, в данный момент безработный. Тут-то Рону и показалось, что юнец к тому же под кайфом.
