«А я же тогда какое? – с лёгким сарказмом спросил он самого себя. – Пока не отменили пароль, не первое ли? Вот что значит вовремя выйти на московскую улицу и заговорить с нужным человеком! А свернул бы тогда не налево, а направо, неизвестно где сейчас и был бы…»
Тут разведчик попал в самую точку. Мировые события развивались бы приблизительно так же, как сейчас, но из механизма выпал бы совсем незначительный «винтик», отсутствия которого не заметил бы ни один человек на Земле. Да сам бы он и не помыслил, что только что мог превратиться в вершителя судеб Америки и «делателя президентов», да вот прозевал свой шанс…
– Простите, господин Лютенс, – всё же набрался смелости и спросил Келли, – господин президент хорошо представляет себе последствия этого шага? – и потряс выдернутым из принтера листом бумаги. – Это ведь необратимо…
– Вам бы лучше спросить не у меня, а у господина Сарториуса, – ответил Лерой, хорошо проинструктированный Шульгиным, предвидевшим подобные вопросы, и не только со стороны вице-президента. – Пусть вас не заботят геополитика и интересы косовских албанцев, которых после ухода наших войск непременно начнут резать сербы. Подумайте, чтобы чего-то подобного не случилось с вами…
Сейчас Лютенс был в своей тарелке и разговаривал с только что недосягаемо высоким чиновником так, словно расплачивался со всеми начальниками, портившими ему жизнь последние двадцать лет. И он не забыл, какие отвратительные чувства испытывал, разговаривая с послом США в Москве и представляя, что его ждёт в Вашингтоне, если там решат повесить на него всех собак за провал операции «Мангуста».
Вице-президент намёк понял и, будь он немцем, непременно щёлкнул бы каблуками и вытянулся перед Лероем, рявкнув «Яволь!». Но Келли был американцем и изъявил понимание просто сдержанным кивком и резиновой улыбкой.
– Да, вот ещё. – Лютенс извлёк из папки очередной лист. – Это тоже для генерала, пусть доведёт до морского министра и всех флотских начальников вплоть до командиров кораблей первых рангов. Имеется информация о возможных террористических актах, направленных именно против флота. Мы принимаем все необходимые меры, но… Поэтому – всем боевым кораблям классом выше фрегата, как находящимся в портах и иностранных базах, так и в открытом море, НЕМЕДЛЕННО покинуть места своего пребывания и полным ходом направиться к ближайшим отечественным базам – Норфолк, Сан-Диего, Бремертон, Сан-Франциско, Пёрл-Харбор. Любые задачи и приказы, выполняемые флотом в настоящее время, с момента получения сего отменяются, о чём обязательно сделать записи в вахтенных журналах.
Немедленно же организовать на всех кораблях и судах тщательные проверки на предмет обнаружения посторонних взрывных устройств, фактов подготовки актов саботажа, организовать выявление неблагонадёжных лиц из состава экипажей кораблей и берегового персонала. Особое внимание обратить, сами понимаете, на кого. Русских шпионов искать не надо, отработанный номер. Забыть об их даже теоретическом существовании. Враг внутренний сейчас принадлежит к мусульманам террористических толков, национальным и прочим меньшинствам, внутриамериканским сепаратистам всех мастей, либералам и глобалистам… От них исходит подлинная опасность, вне зависимости от доказанности конкретного злоумышления!
Секунду Лютенс смотрел на ошарашенное, меняющее цвет от красного до бледного через серовато-зелёный лицо вице-президента.
– Да-да, вы не ослышались. Всякие политкорректность, толерантность, мультикультурализм и прочая ерунда с сего момента отменяются. Враг есть враг, и не нужно прятаться под одеяло в надежде, что там он вас не достанет. Что? Вы не понимаете, при чём здесь глобалисты? Поясняю. Америка превыше всего! Она не должна жертвовать собственными интересами и интересами своего народа ради никому теперь не нужных абстракций. Глобалисты – враги настоящей, коренной Америки, они хотят растворить её в мутном бульоне «общечеловеческих ценностей». А никаких таких ценностей нет! Если нужно повысить пенсии американским рабочим, мы откажемся содержать НАТО, кормить пять миллиардов бездельников на всех континентах и ссориться с Россией и Китаем ради каких-то Грузии или Эстонии. Вам понятно? – в голосе Лютенса зазвучали нотки прусского фельдфебеля, кем наверняка был кто-то из его многочисленных прямых и побочных предков. – Такая теперь генеральная линия!
Келли ещё раз кивнул, уже пониже, и улыбка у него не очень получилась. Трудно всё-таки урождённому американцу переносить слишком резкие смены парадигм. Для них это нечто вроде острой декомпрессии при подъёме с глубины. Не все выживают.
Лютенс отключил аппарат и вытер пот со лба. Налил себе виски в стакан «на три пальца», раскурил сигару. Хороший получился разговор. Умеет он, оказывается, перевоплощаться даже на таком уровне. Как-то не замечал за собой раньше подобных способностей. С ними, пожалуй, можно претендовать и на вице-президентский пост. Вон как этого построил.
Здравомыслие при всех маниловских и даже хлестаковских мечтах Лероя отнюдь не оставило. Он доцедил виски, ещё раз-другой затянулся сигарой и подумал, что без воздействия Ляхова, а то и господина Шульгина не обошлось. Слишком уж сильно поменялась стилистика его поведения. Он ведь не играл сейчас, он действительно был человеком, которому наплевать на чины и звания собеседников, настолько он ощущает себя выше их и – право имеющим!
Вот именно – всего за несколько дней из твари дрожащей, пусть и числящейся высокопоставленным сотрудником одной из могущественнейших спецслужб мира, он превратился в действительно имеющего право разговаривать с вице-, а то настоящими президентами тем тоном, каким только что общался с Келли.
И, самое невероятное, – он сам не испытывал по отношению к своим кураторам ничего подобного тому, что только что продемонстрировал вице-президент при одном намёке на некоего Сарториуса. О них он думал и говорил с ними, как с равными. Стоящими выше, знающими и умеющими больше – но всё равно равными. Как рыцари из-за стола короля Артура.
Интересное чувство, совершенно непривычное. И удивительно приятное.
Глава девятнадцатая
Приказ Верховного главнокомандующего (о котором он сам до сих пор ничего не знал) был, как и положено, доведён генералом Паттерсоном до всех поименованных лиц. Реакцию он вызвал неоднозначную, как принято выражаться. Поскольку министр обороны, министр ВМС, командующие родами войск и многие не первые, но весьма значительные фигуры военных ведомств не только были «личностями» сами по себе, с собственными политическими взглядами и точками зрения на многие относящиеся к деятельности и функциям вооружённых сил вопросы, но и представляли интересы различных кланов и группировок американского истеблишмента.
Некоторые были вполне лояльны к президенту и правящей партии, назначенные на свои должности нынешней администрацией, другие, из категории «несменяемых», занимали позицию крепких профессионалов – «мы будем делать своё дело и свою карьеру, а что там творится на Капитолийском холме и вокруг – не знаем и знать не хотим». Третьи принадлежали к «жёсткой оппозиции» и держались на своих местах как раз потому, что президент и даже его весьма шаткое «большинство» в Конгрессе и Сенате были слишком слабы, чтобы сместить этих людей или хотя бы убедить их играть по общим правилам.
