Если честно признаваться перед самим собой, профессор Келли понятия не имел, как предстоящая война может выглядеть. Его представления о характере современных войн начинались и заканчивались послевьетнамской эпохой, потому что и Вьетнамская, и предшествовавшая ей Корейская показали, что Америка больше не в состоянии мобилизовать свой трехсотмиллионный народ на «нормальную» – в понимании Келли – войну массовых армий. Дело не в том, что у страны не хватит экономических и чисто военных ресурсов. Мобилизационный потенциал Америки даже без учета многочисленных союзников (а союзников у США было много, не то что у России) достигал тридцати миллионов человек, и промышленность была в состоянии все эти миллионы, сотни и сотни дивизий вооружить и снабдить всем необходимым.
Беда была в том, что великая держава провалилась в ту самую яму, которую так старательно рыла все пятьдесят лет «холодной войны». Обладая всесокрушающим ядерным оружием и зная, что соперник обладает им же в сравнимых количествах, «суперкилл», то есть десятикратное взаимное уничтожение, было гарантировано, Штаты сделали ставку на фактор не столько даже экономический, как моральный.
Разоружить противника до боя, объяснить ему, что мир на любых условиях лучше войны, да вдобавок подкрепить это утверждение демонстрацией того потребительского рая, что наступит, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся». Демонстрировать пришлось на собственном примере, постоянно повышая жизненный уровень «простых американцев» и населения значимых в геополитическом смысле стран.
Одновременно всеми возможными способами приходилось сбивать уровень пассионарности того же самого населения. Своего и чужого. Потому что совершенно очевидно – человеку, готовому с однозарядным ружьем покорять Дальний Запад или пробираться через заснеженные перевалы Аляски в погоне за «золотой американской мечтой», кормящемуся, по словам Джека Лондона, «медвежьим мясом» – не навяжешь обывательский идеал – сыто хрюкать на берегу собственного бассейна, разъедаясь гамбургерами до полной непристойности.
А «исторического противника» можно заставить согласиться на роль младшего партнера, только внушив большинству его жителей мечту об «американской мечте». Но для этого пришлось сначала американцев и европейцев отучить думать, забыть понятия чести и человеческого достоинства, с младенчества ампутировать стремление хоть к каким-то возвышенным идеалам. Без этого никак – на том поле противник переигрывал «свободный мир» без труда.
Вот в итоге и оказалось, что, не говоря о возвышенных материях, на Западе просто не осталось бойцов! Из тридцати миллионов потенциальных призывников невозможно набрать приличных солдат больше, чем на пару дивизий, и как ты ни насыщай армию суперсовременной электроникой, сверхточным оружием, не осыпай дождем зеленых бумажек за сам факт согласия послужить несколько месяцев вдали от родины, дистанционно уничтожая «врагов Америки и демократии», – это не армия. Не та армия, с которой можно затевать войну с державой, пусть экономически вдесятеро слабейшей, но способной выставить на фронт столько воинов, сколько потребуется, независимо ни от каких теоретических расчетов.
И, вдобавок, по-прежнему никуда не делся тот ракетно-ядерный кулак, способный превратить всю территорию «благословенных штатов», на которую больше двухсот лет не ступала нога иноземного солдата (а если не считать англичан и канадцев «иноземцами», то и вообще никогда), в радиоактивную пустыню.
Поэтому Келли, в глубине души понимая все вышесказанное, исполнял то, что ему несколько месяцев назад приказал Сарториус – готовил сразу множество проектов, которые следовало запустить после переворота в России и прихода к власти марионеточного правительства. И экономических, и политических, гарантировавших теперь уже окончательное разоружение и расчленение мистической «страны-монстра», всемирного пугала. Одновременно делалось многое для внезапного отстранения от власти ненадежного Ойямы и замены его на самого Келли. Точно так, как в сорок пятом «красный» Рузвельт был заменен на своего вице-президента, «суперъястреба» Трумэна.
В идеале намечался полный демонтаж всего механизма «американской демократии» и сооружение на его месте чего-то компактного, легко управляемого и приспособленного к противостоянию «вызовам времени».
И, что бы там ни воображали «ястребихи», с которыми вице-президенту выпало работать над грандиозной, иначе не скажешь, задачей, нужно решительно переводить экономику США на «военные рельсы». Как это было сделано в сорок первом году. Правда, тогда за производимую военную продукцию платили золотом «союзники», отчего сказочно разбогатели американские рабочие и возник «средний класс», а теперь затягивать пояса придется именно им. «Союзники» за минувшие семьдесят лет научились требовать за свою лояльность денег, денег и денег. Зря, что ли, вместо гигантского профицита сороковых-пятидесятых годов США имеют почти двадцать триллионов долга? Тоже проблема.
В целом перспективы «проекта» вырисовывались довольно туманные.
То есть, конечно, большинство корпораций готово немедленно получить государственные заказы на изготовление военной техники и снаряжения в любых мыслимых и немыслимых количествах (с предоплатой, естественно), только никому не было известно, что именно требуется армии для настоящей войны, поскольку о «настоящей» в высоких штабах забыли и думать.
Последний лейтенант и даже сержант-контрактник, заставшие вьетнамскую войну, выслужив свое, ушли в отставку лет пять назад, и больше ни один офицер в армии, в том числе и четырехзвездные генералы, представления не имели, как вообще воевать с как минимум равным противником. «Буря в пустыне» – это не война, да и в ходе нее было допущено столько накладок и откровенной бессмыслицы, что даже Саддам Хусейн, если б его генералы не были подкуплены на корню, легко сбросил бы экспедиционный корпус в Персидский залив.
Смутно помня о сражениях с японским флотом – Мидуэй и прочее, – адмиралы требовали авианосцев. Десятками, атомных, в сто и более тысяч тонн каждый. А то, что ракетный залп русской подводной лодки «Гранитами» или «Москитами» гарантированно топит любого «Рональда Рейгана» ценой в три миллиарда долларов – так это уже из другой оперы. Адмиралы воевать с кем-то сильнее Гренады или Ирана не собирались.
Но поставленная задача никуда не девалась – придумать что-то такое, чтобы русские испугались и пошли бы на переговоры с заранее оговоренными условиями. А времени на подготовку какой-нибудь осмысленной (и подкрепленной отмобилизованной армией) провокации вроде убийства эрцгерцога Фердинанда или взрыва крейсера «Мэн»
[137]
практически не было.
То есть устроить что-то подобное довольно легко – хотя бы вторжение армий «Прибалтики» на территорию Белоруссии и Псковской области с целью возвращения «незаконно отторгнутых территорий». А любые ответные действия «Союзного государства», хоть пистолетный выстрел в сторону западной границы, подать как полномасштабную агрессию «Российской империи» против всего НАТО, привязав все это к недавнему выступлению русского президента. Заодно и подавление московского мятежа можно подать как звенья одного и того же «византийского плана».
