Замковый двор напоминал крепость вигов: тут и там навесы, костры, булькает похлебка в котле, жарится мясо. Только здесь помимо людей были еще и волки, и это делало всю картину гротескной. Мы шли к башне, а вокруг пробегали оборотни, проходили люди, кто-то глядел на нас, другие не обращали внимания. Гудело пламя, булькало в котлах, шипело мясо на вертелах. Стучали ложки и жестяные миски, где-то храпели, дальше переговаривались, ругались, лаяли, рычали, спорили, смеялись.
Услышав плач, мы посмотрели в сторону замковой стены. Под ней был наскоро сколоченный загон, в нем лежали и сидели люди. Мужчины, старики, женщины, некоторые держали на руках маленьких детей.
– Это ведь не волколаки, – тихо сказал я. – Точно – нет. Обычные люди, их почему-то не укусили и не поцарапали, просто согнали сюда…
– Пища, – сказал Мозгосос.
Несколько мгновений до меня не доходило, а потом я содрогнулся. Еда для волков? Ну конечно, а для чего еще эта толпа нужна здесь! Снаружи вдоль загона прохаживались три пары вооруженных людей и сидели несколько крупных оборотней – стража. Новым взглядом я посмотрел на булькающий над костром большой котел, мимо которого мы проходили. Неужели в нем… Нет, слава богам, нет. Вон, рядом, большой задубелый пень, весь в темных потеках, из него торчит мясницкий топор, рядом на земле валяется коровья голова и лежат длинные реберные кости. Это говяжья похлебка булькает в котле, не человечья. И все равно я не видел другой причины, зачем этих людей держат в загоне, будто скот.
– Магистр, – пробормотал я. – Ах ты безумный урод. Слушай, Мозг… Все волколаки – бывшие люди. Обычные люди. И что, заклятье костяного меча ломает мозги до такого степени, что они способны жрать других людей?
– Сильная магия! – каркнул он.
– Но что будет, если заклятье снять? Что тогда произойдет с оборотнями?
– Снова люди.
– Снова люди? И ты не помнишь всего, что совершил в волчьей личине? А если помнишь… помнишь, что убивал и пожирал людей – как с этим жить?
– А как ты живешь с тем, что сделал? – спросил он.
– Тяжело, – признал я. – Но, Некратор забери, я не ел человечину. Поворачиваем туда, к тем дверям.
Мы пересекли половину двора, и никто ни разу не попытался остановить нас, задать вопрос, узнать, кто мы такие. Иллюзия, созданная Мозгососом, надежно укрывала нашу настоящую внешность от чужих взглядом.
Под боковой дверью башни охраны не было, но сама она оказалась заперта. Я достал отмычку, которую в пещере мне отдала Рагда, покрутил в руках и, оглядевшись, вставил в замочную скважину. Сдавил утолщение, где в глине был заключен альбит. Отмычка шевельнулась, возникло знакомое ощущение, будто держишь за хвост маленькую змейку. Но теперь она была не такой юркой и подвижной, как раньше. Отмычка вяло, неуверенно зашевелилась в пальцах, раздался тихий хруст, щелчки. Не выпуская ее, я исподтишка огляделся. Мозгосос стоял у стены, запустив руку под хламиду. Как мы выглядим со стороны? Два волка, зачем-то торчащие под дверью башни… А то, что я одной рукой держу нечто, вставленное в замочную скважину, это вообще как-то отражается в поддерживаемой магом иллюзии? Может, для постороннего взгляда один из волков поднялся на задние лапы и положил передние на дверь? Все это было дико, странно и дико!
В замке щелкнуло громче, клацнуло. Я вытащил отмычку, сунул в карман, еще раз огляделся и, взявшись за сумеречный нож, толкнул дверь.
Знакомая каменная площадка, знакомая лестница… По ней я сбежал из зала, когда впервые обратился волком два дня назад.
В основании лестницы никого не было. Когда Мозгосос закрыл за нами дверь, звуки, доносящиеся из крепостного двора, стали глуше и тише. Мы прислушались: сверху доносились голоса, неразборчивые, далекие.
– Кажется, говорят на верхнем этаже, в круглом зале, – сказал я. – Что там с Раветой?
Он вытащил из-под хламиды камень души, поднес ко лбу, прижал между бровями и свел зрачки.
– Здесь оставаться не будем. – Я шагнул на нижнюю ступень. – Снаружи кто-то зайдет, или кто-то спустится… Ты можешь искать Равету и при этом двигаться?
Мозгосос молча пошел за мной по темной лестнице, ступая неуверенно и медленно, спотыкаясь о ступени. Нож был в моей правой руке, пальцы крепко сжимали тонкую рукоять с покатыми гранями, которые выше становились острыми и тонкими, как алмазная бритва. Маг негромко загудел, забормотал неразборчиво, потом произнес:
– Чую ее. Чую.
– Где она? – шепотом спросил я.
– Наверху… Над нами…
– В зале?
– Наверху!
– Ты можешь подчинить ее?
– Нет, – шепнул он. – Нужно ближе. Нужно видеть.
– Тогда идем дальше.
На лестнице были маленькие решетчатые проемы под самым потолком, выглянуть в них я мог, только если подпрыгнуть, схватиться за прутья и подтянуться. Они почти не давали света, но я отчетливо различал ступени, каменную кладку стен и понял вдруг, что вижу их не совсем по-человечьи. Как будто звериное зрение накладывается на обычное… Что это значит – в теле начались последние, необратимые изменения? Сообразив, что с левой рукой тоже что-то не так, вскинул ее. Из пальцев торчали волчьи когти. Я даже не заметил, как они появились! Сколько сейчас времени? Скоро полночь, ровно трое суток прошло с тех пор, как Страж ударил меня костяным клинком. Я уставился на руку, слыша сосредоточенное бормотание мага за спиной, скрип его колена. Согнул пальцы, напрягся. Когти медленно, будто нехотя, полезли обратно, исчезли внутри. Как потайной клинок, вдвинувшийся в посох. Еще немного времени у меня есть. Еще немного! Я оглянулся на Мозгососа и прошептал:
– А Равета не поймет, что ты пытаешься дотянуться до нее через камень?
– Не знает про камень, – шепнул он.
– Уверен?
– Колдуны подчинили ее. Расщепили душу, забрали часть, поместили в камень. Стерли память про это. Иначе она бы не слушалась их. Равета уверена, что делает все по своей воле, а на самом деле – только кукла.
– Я тоже когда-то был таким, – пробормотал я. – Без всякого камня и расщепления души.
Мы прошли уже три площадки между лестничными пролетами и приближались к четвертому этажу. Всего их в башне было пять. У следующего поворота лестницы Мозгосос нагнал меня, и когда мы снова повернули, дверь, ведущая в коридор четвертого этажа, раскрылась.
Я дернулся, зарычав – звук вырвался непроизвольно, – и, провернувшись на каблуках, ударил мгновенно выскочившими из пальцев когтями по лицу того, кто шагнул к нам из коридора.
Это был лич, облаченный, как и прежде, в древний кожаный доспех, в шлеме, но теперь с поднятым забралом. Под ним виднелось разделенное напополам лицо: черный выпуклый металл маски и бледная кожа мертвеца, узкое отверстие в железе и залитая ярким светом глазница.
Волчьи когти взбороздили кожу и скрежетнули по металлу. Страж ткнул перед собой палицей, но я отпрянул, и он попал Мозгососу в плечо. Маг упал на колени, сильно ударившись о стену. Горящий над остроконечным шлемом болотно-зеленый шарик разгорелся светом. Вспомнив, к чему привела его вспышка два дня назад, я сделал единственное, что мог в этот момент: полоснул перед собой сумеречным ножом. Не по груди лича, и даже не по голове – выше.
