Вытянув шею, Семен Северинович недобро глянул на ведущего поверх очков.
– Может быть, вы для начала поможете мне встать?
– Конечно, – взяв микрофон и снимок в одну руку, ведущий протянул свободную руку консультанту.
Семен Северинович с явным облегчением выбрался из кресла, сидя в котором чувствовал себя крайне глупо. После этого ему уже не оставалось ничего другого, как только взять фотографию, которую всеми силами старался всучить ему ведущий. Бросив беглый взгляд на нечеткое изображение, Семен Северинович скептически усмехнулся:
– Вы хотите, чтобы на основании этого снимка я поставил диагноз?
Уходя от прямого ответа на поставленный вопрос, ведущий заговорщицки улыбнулся:
– Я полагаю, у вас все же сложилось какое-то мнение по поводу того, что мы услышали от нашего гостя?
– Конечно. – Семен Северинович не спеша снял очки и протер их носовым платком в крупную синюю клетку. Закончив эту процедуру, он аккуратно сложил платок, аккуратно уложил его в нагрудный карман пиджака так, чтобы выглядывал кончик, а очки водрузил на прежнее место. Заложив руки за спину, он устремил задумчивый взгляд поверх объектива нацеленной на него камеры. – Судя по описанию внешнего вида и поведения тех людей, с которыми довелось встретиться вашему гостю, – доктор Вертер сделал жест рукой в ту сторону, где находился человек в клоунской маске, но камера не последовала за ним, – речь идет о больных крайне тяжелой формой эритропоэтической порфирии, или, иначе, – болезнью Гюнтера. Это заболевание, связанное с нарушением обмена веществ, возникающим по причине генетических дефектов. Одним из первейших диагностических признаков порфирии является везикулярная эритема. Другими словами, кожа больного становится чрезвычайно чувствительной к свету, в особенности к солнечному, под воздействием которого покрывается воспаленными пятнами. Со временем воспаления превращаются в язвы, которые переходят на хрящевую и костную ткань, что приводит к разрушению носа, ушных раковин, век и даже пальцев. Именно об этих признаках, придающих больному полузвериный облик, как раз и говорил товарищ сержант.
– А как же красно-коричневый цвет зубов? – поинтересовался ведущий.
– Зубы приобретают необычный цвет из-за отложений порфирина. Кроме того, человек, страдающий порфирией, не стрижется и не бреется по причине раздражения кожи, на что также обратил внимание ваш гость.
– Но они были голые! – раздался из-за кадра голос сержанта.
– Все по той же причине, – с невозмутимым спокойствием ответил Семен Северинович. – Вам, наверное, приходилось обгорать на солнце? Уверяю вас, те страдания, что пришлось вам пережить, когда на следующий день вы пытались натянуть на себя майку, не идут ни в какие сравнения с теми, что испытывает в аналогичной ситуации больной порфирией. Поэтому-то он предпочитает дневным прогулкам ночные.
– Ничего себе прогулки! – Ведущий вскинул над головой руку, меж пальцев которой была зажата фотография. – Во время этих, как вы выражаетесь, прогулок, ликантропы убили тридцать пять человек!
Сказано это было так, словно в половине зверских убийств ведущий обвиняет стоявшего перед ним доктора. Семен Северинович ответил в своей обычной манере – спокойно, глядя мимо собеседника, мнение которого, судя по всему, было ему глубоко безразлично. Доктор Вертер хотел, чтобы всем – и назойливому ведущему, и сержанту в дурацкой маске, и режиссеру, сидевшему за звуконепроницаемой стеклянной перегородкой, и оператору, прячущемуся за камерой, и зрителям, которые смотрели передачу, сидя у экранов своих телевизоров, – было ясно: он готов проанализировать предоставленные ему факты, но при этом не намерен делать никаких окончательных выводов.
– Давайте разбираться во всем по порядку, – предложил всем, кто его слушал, доктор Вертер. – Во-первых, как я понимаю, нет никаких оснований связывать задержанных военным патрулем больных порфирией с убийствами в области.
– Но эти, как вы выражаетесь, больные напали на патруль! – возмущенно взмахнул фотографией ведущий. – И ведь это они убили солдата!
– Кто вам это сказал? – с усмешкой посмотрел на ведущего Семен Северинович.
– Наш гость. – Ведущий, словно ища поддержки, протянул руку в сторону сержанта. – Он уверяет, что убийство его сослуживца было делом рук человека!
– Пусть так, – не стал спорить доктор. – Но почему вы полагаете, что это были больные порфирией?
– Они напали на патруль! – повторил свой первоначальный довод ведущий.
– Больные тяжелыми формами порфирии предрасположены к различным психическим расстройствам, от легкой истерии до маниакально-депрессивного синдрома и исступленного бреда. Вполне возможно, что именно это было принято патрульными за проявление агрессии. Ведь, если я не ошибаюсь, – обратился Семен Северинович к гостю номер один, – никто из солдат, встретившихся с больными, не пострадал?
– Тот, которого взяли живым, укусил одного парня за руку, – ответил сержант.
– Надеюсь, он после этого не стал вести себя неадекватно во время полнолуния? – с едва заметной иронией поинтересовался Семен Северинович.
– Не понял, – буркнул человек под маской.
– Доктор Вертер хочет спросить, не стали ли после этого проявляться у вашего сослуживца признаки ликантропии? – иначе сформулировал вопрос ведущий.
– Нет, – уверенно покачал головой сержант.
Ведущий едва ли не с досадой цокнул языком.
– Ничего удивительного, – уже в открытую усмехнулся Семен Северинович. – Как я уже сказал, порфирия является следствием генетических нарушений. Следовательно, не передается иным путем, кроме как по наследству. Прежде чем продолжать, давайте еще раз условимся, – обратился Семен Северинович к ведущему. – Я не берусь отвечать на вопросы о ликантропах. Все, что я мог сказать, имеет отношение лишь к больным порфирией.
– Хорошо, – не стал спорить ведущий. Он понимал, что в лице научного консультанта ему достался далеко не самый податливый материал. Но ему и прежде приходилось сталкиваться с такими, поэтому он знал – для того чтобы заставить доктора Вертера работать в нужном для рейтинга передачи ключе, следует не давить на него, а, напротив, во всем с ним соглашаться и постепенно, не торопясь, исподволь подводить к тем выводом, которые его любезно просили сделать еще до начала передачи. – Однако, до того случая, когда военный патруль встретил стаю ликантропов, простите, больных порфирией, никто в области не слышал о них. Почему больные люди жили в лесу? – Ведущий даже пожал плечами, чтобы продемонстрировать недоумение.
– Эритропоэтическая порфирия, увы, не лечится. Естественно, с помощью медикаментозных методов страдания больных можно облегчить. Но вам, я полагаю, не хуже, чем мне, известно, в сколь плачевном состоянии находится сейчас наша медицина. Если у больного нет денег на лечение, то на квалифицированную медицинскую помощь рассчитывать не приходится. А теперь представьте себя на месте этих несчастных больных. Вы живете в глухой провинции. Окружающие относятся к вам если и не со страхом, то с плохо скрытой неприязнью. Да вам и самому внушает отвращение собственное изуродованное болезнью тело. Какие у вас перспективы? Только угодить в сумасшедший дом, когда изменения психики станут необратимыми. Да и то лишь в том случае, если в области имеется заведение для содержания душевнобольных. Больные порфирией становятся изгоями, вместо медицинской помощи им уготован, по сути, смертный приговор. Не исключено, что сами родственники больных стремятся от них избавиться, дабы не взваливать на себя непомерную обузу, каковой является забота о безнадежно больном. Поэтому меня отнюдь не удивляет факт совместного проживания довольно большой группы больных порфирией. Во-первых, в обществе себе подобных они не чувствуют себя монстрами. А во-вторых, вместе им проще выжить.
