– Он считал нас обоих виноватыми в том, что семья распалась, – на автомате продолжил Геннадий Павлович.
– Ты все помнишь!
Возглас прозвучал, как обвинение.
Геннадий Павлович растерянно хлопнул глазами.
– Нет.
– Знаешь, Геннадий, – тяжело вздохнула Валентина. – Твое счастье, что я хорошо тебя знаю. Иначе бы я решила, что это какой-то дурацкий розыгрыш.
– Нет-нет, – протестующе взмахнул рукой Геннадий Павлович. Он вдруг испугался, что Валентина может встать и уйти и он останется один, как и прежде, не понимая, что с ним происходит. – Я сам пытаюсь разобраться.
– В чем?
– Не знаю, – беспомощно развел руками Геннадий Павлович.
– Что же в таком случае ты хочешь от меня?
– Чтобы ты мне помогла, – взгляд Геннадия Павловича сделался умоляющим.
– Хорошо, – согласилась Валентина. – С чего начнем?
– Может быть, для начала разберемся с Артемом? – не очень уверенно предложил Геннадий Павлович.
– С Артемом все в порядке, – заверила его Валентина. – Он живет у бабушки. Я только вчера его навещала. Он обижен на тебя за то, что ты уже две недели к нему не заходишь.
– Обижен, – задумчиво повторил Геннадий Павлович. – Выходит, мы регулярно встречаемся с ним каждую неделю?
– Именно так, – подтвердила Валентина, едва удерживаясь от сарказма. – Каждую субботу вы с ним куда-нибудь ходите.
– Куда? – тут же спросил Геннадий Павлович.
– Ну, я не знаю, – растерялась Валентина. – Обычно вы сами решаете, куда вам пойти. В кино, в планетарий, в зоопарк…
– В зоопарк? – удивление Геннадия Павловича было безмерным. – Ты хочешь сказать, что двадцатичетырехлетний парень любит ходить с отцом в зоопарк?
– Ох, Гена, не нравится мне все это, – покачала головой Валентина. И на этот раз это был не упрек – Валентина на самом деле была обеспокоена. – Я никогда еще не видела тебя таким.
– Каким? – спросил Геннадий Павлович.
– Гена, – Валентина вновь положила руку ему на запястье и, чуть подавшись вперед, заглянула Геннадию Павловичу в глаза. – Нашему сыну осенью исполнится…
– В сентябре, – вставил Геннадий Павлович.
– Да, в сентябре, – подтвердила Валентина. – Одиннадцатого сентября Артему исполнится двенадцать лет.
– Нет, – на лице Геннадия Павловича появилась недоверчивая усмешка. Подавшись назад, он посмотрел на свою бывшую жену так, словно она предлагала ему чашу с настоем цикуты. – Нет, – еще раз повторил он. – Артему исполнится двадцать четыре.
– А какой сегодня год, тебе известно? – почему-то с обидой в голосе спросила Валентина.
Геннадий Павлович машинально глянул на часы с календарем, после чего показал циферблат Валентине.
– Ну, слава богу, хоть это ты не забыл, – вопреки ожиданиям Геннадия Павловича в интонациях ее голоса не было даже намека на насмешку.
Валентина раскрыла сумочку, достала паспорт и, раскрыв на странице, где вписывались дети, протянула его Геннадию Павловичу.
– Сам посчитать сможешь?
Снова вопрос был задан без насмешки, скорее – с сочувствием.
Геннадий Павлович взял в руки паспорт Валентины.
«Калихин Артем Геннадиевич». Рядом – дата и год рождения.
В растерянности Геннадий Павлович провел ладонью по щеке. Если верить записи в паспорте – а не верить ей не было никаких оснований, – то Валентина была права – этой осенью Артему исполнится двенадцать лет.
– Почему в моем паспорте нет такой же записи? – почему-то с упреком посмотрел на бывшую жену Геннадий Павлович.
– Потому что, когда мы пошли регистрировать сына, ты свой паспорт забыл дома. – Валентина забрала из рук Геннадия Павловича паспорт и убрала его в сумочку. – Ну, что ты теперь скажешь?
– Выходит, что десять лет я жил под одной крышей с совершенно чужим человеком, которого принимал за сына? – Геннадий Павлович посмотрел на Валентину так, словно был уверен в том, что она сможет все ему объяснить. – Как такое могло случиться?
– Не знаю, – качнула головой Валентина. – Но полагаю, что тебе следует серьезно задуматься.
– О чем ты? – не понял Геннадий Павлович.
– Я все время тебе твердила, – с упреком в голосе начала Валентина, – что нельзя день и ночь заниматься только работой! Помнишь, как ты во сне заговариваться начал? Чушь нес какую-то бог весть о чем?
Подумав немного, Геннадий Павлович вспомнил:
– Да.
– Что тебе тогда врач сказал? «Возьмите отпуск, Геннадий Павлович, и поезжайте с семьей на дачу». А ты, вместо того чтобы сделать как тебе советуют, снова принялся за свое! «Я подошел к решению очень важной проблемы, – пародируя манеры Геннадия Павловича, Валентина широко развела руками. – Явление сна во сне может перевернуть все наше представление о человеческой памяти».
– Сон во сне, – задумчиво произнес Геннадий Павлович.
Определение было ему знакомо. И он чувствовал, что за ним стоит нечто очень важное, что может помочь ему разобраться в том, что происходит. Пытаясь понять, что именно это означает, Геннадий Павлович чувствовал себя очень странно. Ему казалось, мозг работает одновременно в двух режимах. Его разум легко и быстро анализировал ситуацию, сопоставляя факты, давая им оценку и делая соответствующие выводы, и в то же самое время какая-то его часть активно противодействовала этой работе, делая вид, что отказывается понимать, что от нее требуется.
– Вот твоя работа и вывернула тебе мозги наизнанку! – закончила свою обличительную речь Валентина.
– Да-да, – рассеянно кивнул Геннадий Павлович.
Голос бывшей жены мешал ему сосредоточиться.
– Что «да-да»? – с обидой произнесла Валентина. – Я о нем, олухе, беспокоюсь, а он только «да-да» в ответ! – закончила она так, словно обращалась не к Геннадию Павловичу, а к группе невидимых слушателей, состоявшей по большей части из ее родственников. – Сколько лет ты, говоришь, прожил вместе с Артемом?
– Десять, – все так же рассеянно ответил Геннадий Павлович.
– Десять, – криво усмехнулась Валентина. – Интересно, как это так вышло, если мы с тобой разошлись только два года назад?
– Что? – удивленно глянул на бывшую жену Геннадий Павлович.
Валентина в ответ молча развела руками, – мол, я уже сказала все, что хотела.
Геннадий Павлович прижал ладони к щекам и чуть приоткрыл рот. Движение это показалось ему удивительно привычным, даже, можно сказать, родным. Однако прежде он за собой такого не замечал.
– Выходит, я потерял восемь лет жизни?
– Скорее уж ты нашел лишние восемь лет, – в голосе Валентины появились-таки язвительные нотки.
