— И потому вы обсуждаете дела судебные шепотом? Не надо! Говорите в полный голос. Я не буду подслушивать.
— А ты ничего тайного и не услышишь, — Курицын словно не замечал ехидства, которым был окрашен голос Паоло. — Мы пишем закон, по которому будут судить разбой, душегубство, святотатство, поджоги и прочая.
— Можно я спрошу, можно?
— Конечно, можно.
— Чем определяется на Руси судный устав? — в голосе обычная страстность, словно он без этого устава жить не может.
— Судный устав определяет судей и то, что следует считать судебным доказательством, как то поличное свидетельство, поле — судебный поединок и клятва, — терпеливо пояснил Курицын.
— А когда выбирают поле? Там ведь дерутся, да? Кто победит в поединке, тот и прав? Во Флоренции так не судят.
— Поле — это суд Божий. Если свидетель уличает кого-то в займе или грабеже, то уличаемый может идти биться со свидетелем. Если же ответчик стар, млад, увечен, будет женщиной, монахом или попом, то он волен выставить против свидетеля бойца. Свидетель же должен биться сам.
— А если свидетель стар, млад, увечен… ну и так далее?
— Тогда он тоже волен нанять бойца. Оба присягнут и будут биться.
Вот так они всегда уходили от главной темы — той, с которой начали разговор. И опять незаметно возвращались к прежней теме. Курицына интересовало все о Флоренции. Наезжая по посольским делам в Венгрию, он много раз дружественно беседовал с королем Матвеем Корвином, а тот, в свою очередь, общался с Лоренцо Медичи, неофициальным правителем Флоренции. Лоренцо прозвали Великолепным, и он вполне оправдал этот титул.
— Как секретарь, — важно пояснял Паоло, — я часто сопровождал моего синьора в его деловых и дружественных беседах. И в палаццо Медичи тоже. Лоренцо и мой синьор любили поговорить. И меня от себя не гнали.
— О чем же они говорили?
— Они рассуждали о словесности, поэзии, живописи, управлении общественными делами и прочих достойных делах.
Оказывается, во Флоренции куда более чтится не служебное времяпрепровождение, а досуг. Деловые обязанности и службу за деньги может справлять любой человек, даже недалекий, но использовать свой досуг разумно, то есть заполнить его высокими занятиями и игрой ума, может только человек истинно одаренный. Труды в досуге — это занятие словесностью, философией, созерцание истины, чтение античных авторов, ну и Библии, конечно.
— Они говорят: «Надо распределять время так, чтобы не терять его», — продолжал Паоло. — У них свой круг людей. Они собираются в монастырских библиотеках, книжных лавках, в богатых палаццо или просто у себя дома, чтобы поговорить, поспорить. Они очень любят обсуждать достоинства и недостатки человека. Не конкретного, а вообще как особь. Недаром достопочтенный Джанноццио Манетти, член Синьории, дипломат и викарий, написал замечательный труд «О достоинствах и превосходстве человека». Как жаль, что вы его не читали. Они называют себя «академией», а злопыхатели прозвали их «академией бездельников и болтунов».
Курицын расхохотался.
— И Лоренцо Великолепный тоже принадлежал с этой славной ватаге?
— О, да! Мой синьор говорил, что для высоких бесед необходимы ум, доброта и душевный покой. То есть незаполненность души пустыми деяниями и страстями.
— Неужели Лоренцо Великолепный мог себе это позволить? По-моему, жизнь его как раз не была безмятежной.
Последней фразой Курицын словно масла подлил в огонь.
— О, нет, конечно, нет! Мне был всего год, когда с Лоренцо и братом его Джульяно произошло страшное. Лоренцо был молод тогда и очень богат. Отец его уже умер, и он, естественно, хотел участвовать во всех делах города. И добивался, чтобы его приказы исполнялись. Нашлись люди, которых это не устраивало.
— Власть — страшная вещь, — согласился Курицын. — Многие согласны душу дьяволу заложить, только бы получить возможность распоряжаться чужими судьбами.
— Именно так, — согласился Паоло, недовольный тем, что его перебивают, — нашлись заговорщики, которые решили убить Лоренцо вместе с его братом. Местом страшного действа был выбран собор Санта-Репарата, а временем — воскресная служба. Обычно в соборе собиралось много народу, но это не смущало убийц, они думали, что в толпе им легче будет скрыться. Покушение должно было состояться во время таинства евхаристии.
— Какое злодейство! На Руси не убивают в церквях. Я говорю, разумеется, о соотечественниках, о людях одной веры.
— Дай Бог, чтобы этот обычай сохранялся вечно, — милостиво согласился Паоло.
— Ну дальше, дальше…
— Убили-то друзья. Франческо Пицци умело носил маску показного дружелюбия. Лоренцо был уже в соборе, а Джульяно запозднился, а может быть, он вовсе не собирался в этот день в церковь. Франческо и Бернардо пошли к нему в дом и уговорили пойти молиться. По дороге они веселили Джульяно всякими остроумными замечаниями, шутили и смеялись. Обнимались — да! Франческо надо было убедиться, что на Джульяно нет защитной кирасы. Привели Джульяно в собор и там по сигналу зарезали его, как овцу. На Лоренцо тоже напали, но тот успел увернуться. Ему только легко поранили горло. А дальше он сам выхватил шпагу и стал обороняться. Стоящие рядом синьоры встали на защиту Медичи. Среди них был и мой синьор. Именно поэтому Лоренцо Великолепный оказывал ему особое расположение.
— Как ты можешь удержать в памяти столько имен? — недоумевал Курицын.
— Эти имена держит в памяти вся Италия!
— Заговорщиков казнили?
— Их растерзали сами горожане.
— У нас такое невозможно.
— Чтоб казнили сами горожане? Учитель, возможно все и везде, только сюжет новеллы несколько разнится. И уверяю вас, очень часто действия заговорщиков все находят справедливыми. Например, история с Галеаццо Мария Сфорца. Его убили в Милане за год до моего рождения, и произошло это тоже в церкви.
— Твое появление на свет прямо-таки обставлено заговорами и убийствами!
— У нас, вернее, у них в Италии, — со значением поправился Паоло, — это обычное дело.
— Но почему заговорщики опять выбрали церковь для убийства?
— А где убивать? На охоте, в замке, во время прогулок? Там всегда рядом телохранители. Они не дали бы приблизиться к герцогу близко. Убивать надо в толпе. Но дайте я расскажу вам все по порядку. И в этой истории мне не нравится слово заговорщики, я называю их мстители.
— Пусть будут мстители.
— Милан не был республикой. И герцог Галеаццо Сфорцо, их государь, был дурным человеком. Он был тиран. Кроме того, он был жесток и развратен. Говорили, что он отравил собственную мать, чтобы сосредоточить в своих руках всю власть.
— Мало ли что говорят. Это могли быть просто сплетни, или хуже того — клевета.
— О нет, я верю, что не клевета. Все так очевидно. Престарелая герцогиня, обиженная сыном, отбыла в свое поместье, кажется, в Кремону, а по дороге внезапно умерла. Конечно, она была отравлена! Трое благородных юношей решили отом стить.
