Елена хотела перебить Прокопия — ты дело говори, но Стеша задала вопрос:
— А потом, уже во время охоты, пили? И ты пил?
— Поднесли чарку, — виновато сказал Прокопий.
— Ты прямо в седле пил?
— Как можно… Слез на землю. На лошади, пожалуй, и расплещешь мальвазию-то. Выпил, а крымка моя, мерлушка серая, ее из Крыма пригнали, и убежала. Я ее потом ловил, и все хохотали.
— А Дмитрий Иванович где был?
— Со всеми. Тоже хохотал.
— И долго ты свою крымку ловил?
— Нет, не долго. Она в лес убежала. На опушку.
Стеша выразительно посмотрела на княгиню.
— Тебе за отроком надо было следить, а не тело свое льготить!
Прокопий обиженно засопел.
— Оставил князя одного, а ему подпругу и подрезали, — продолжала нянька.
— Да они с коня не слезали. Я видел. Я каждое движение княжеское объяснить могу.
Тут Стеша обнародовала новую подробность, о которой судачили при дворе Елены Волошанки. Может, и сплетня пустая, но как докажешь? Оказывается, конь понес Дмитрия не от дурного норова, а потому, что коня испугали. Что это — шутка или намеренность? Кто-то выпустил сдуру стрелу, и она попала прямо под ноги коню в покляпое дерево. Обычным делом конь-то — хороший ведь конь, отдатливый! — эту корягу просто бы перепрыгнул, а тут взвился, встал на дыбки. Дмитрий Иванович в седле усидели. Тогда конь опал на четыре ноги, да как припустится!
— Не было намеренной стрелы, не было! — возопил Прокопий. — Травили лисицу. Гнались за ней по чисту полю. Вскочили в лес. А там на просеке ловчие приметили перевес с зайцами. Кто поставил перевес — неведомо. Искали-то в этом месте клюпец-капкан, что давеча на лису поставили, а тут полная сеть зайцев. Княжата и боярычи с коней соскочили и ну тех зайцев палками убивать. А царевич казанский молодой, буйный, ну, знаете, сын Мигмет-Аминя, что воевал против шибанского царя, так вот сынок ихний ретивой и вскричал: «Дайте стрелу пустить!» И все луконосцы закричали: «Дай я! Дай я!» — и стали зайцам в головы метиться. Стрелы торчат из сети ежом, зайцы кричат-мяукают! Кому умирать охота? А княжич Поярков — гордый юноша, тут и вскричал: «Разве это охота? Лису надо в поле бить!» И поскакал. И другие за ним бросили, закричали. Конь под Дмитрием Ивановичем испужался и вздыбился. Понес шибко. А потом князь мой светлый эдак ручки воздел, — Прокопий повторил жест юного Дмитрия, — и эдак вот набок… И подломились ножки резвые. А головкой буйной-то об землю, — уже рыдал он.
— Не криков он испугался, а стрелы. И узнать теперь надо, кто ту стрелу пустил. И случайно он сие сотворил или нарочно! — воскликнула в сердцах княгиня.
— Мой тугой лук, мой сердечный друг, — растерянно забормотал Прокопий, явно не въезжая в ситуацию.
— И узнаешь об этом — ты, — добавила Стеша. — Именно ты, и никто другой, понеже на охоте той был и всех отроков приметил.
Прокопий согласился с готовностью. Какое расследование он вел и как — неизвестно. Во всяком случае, ничего нового сообщить он не смог, только говорил с заговорщицким видом: «Я уж побеседовал со многими, и ловщиков спросил. От княжат-то много не узнаешь, они с чужими слугами немногословны».
Меж тем Дмитрий поправлялся. Он уже сидел в постели, и хоть лекарь еще запрещал ему предаваться любимому занятию — чтению, мог говорить и слушать сколько душе угодно.
Возобновились устные занятия по истории, и князь с удовольствием слушал о подвигах Александра Македонского, великого персидского царя Дария, а также про наших русских громовержцев — славных великих князей Александра Невского и Дмитрия Донского. Лекарь Арнольд уже не напоминал Елене мороженого карпа и даже вялые речи его она находила разумными и участливыми.
Видя полную неосуществимость затеи с распознанием стрелка из лука, Елена решила употребить в дело женский ум, как более изобретательный и стойкий. Она попросила Стешу дознаться, откуда пошел слух про пущенную в бревно стрелу. И Стеша дозналась. Оказывается, слух шел из дома воеводы Патрикеева, а туда он залетел с митрополичего двора от некого инока Мефодия, который ходил в Кремль поновлять иконы. А откуда Мефодий знает — неизвестно.
Раз есть имя, то можно привлечь человека из исправы, пусть порасспрашивает строго, но Елена Волошанка решила и дальнейший поиск вести интимно, полюбовно. К Мефодию на митрополичий двор направилась все та же Стеша. Она нашла инока и разговор повела витиевато, наконец добралась и до царской охоты: «Скажи, милок, откуда ты знаешь, что коня под княжичем Дмитрием стрелой напугали?»
Мефодий явно струсил и вначале наотрез отказался отвечать, де, ему и в голову не приходило, что незамысловатая сплетня попадет в царский дворец.
— Так это сплетня была?
— Может быть, и сплетня, но, с другой стороны — зачем ему врать?
— А кому — ему? Ты имя-то назови? Он тоже на охоте был?
— Стрела пущена без умысла, зайцев били. Ну и промахнулся лучник. А кто был тот стрелок — неведомо.
— Я, мил человек, об этом тебя не спрашиваю. Мне интересно знать, кто тебе все это рассказал?
Если бы Стеша подлила масла в огонь излишней строгостью или угрозами, юноша бы от всего сказанного отказался, но умная колдунья подливала только елей в пенный кубок. И вытянула, вытрясла из Мефодия имя — Паолофрязин.
Это было уже что-то. Елена тут же решила, что с Паоло они ни о чем говорить не будут. Он хитрый, от всего отречется. Гуляет-то он с ватагой князя Василия, а служит Софье. Может при случае и сболтнуть царице чего-нибудь. А если Софья прознает о ее непраздном любопытстве, то добра не жди.
Елена решила узнать подробности через дьяка Курицына, с которым Паоло вопреки запрету царицы (а может, как раз и по наущению) поддерживал теплые отношения. Теперь только поймать такой срок, чтобы встреча с Курицыным не выглядела нарочитой. Но случай предоставил им возможность увидеться гораздо быстрее, чем она предполагала.
8
Ясельничий малой конюшни, а именно в ней брали коня на охоту под княжича, а теперь наследника Дмитрия, умер скоропостижно. Здоров был, как бык, кровь с молоком, и вдруг ночью поднял истошный крик. Прибежали, он катается по полу в корчах, а изо рта — пена. Позвали лекаря. Покуда тот прибежал, бедный ясельничий отдал Богу душу.
Лекарь определил существо болезни:
— Грибов переел. Вон на столе грузди соленые. А бывает, что попадает в соленье поганый бледный гриб. И опять же пиво… Попробуйте, только выплюньте. Пиво явно пересуслили. А забродившее пиво может выпускать смертоносные гнили. Смотрите дальше. В миске рыба вяленая — с душком. Рыбой отравиться самое милое дело!
Родня слушала лекаря с сомнением. Стало быть, получается, что русскому человеку ничего есть нельзя. А едим, понеже желудки у нас луженые. Водрузили покойника на стол, прочитали подобающие молитвы, но мерзкая хворь не оставила и мертвое тело. К полудню труп распух, а за ушами, в паху и подмышках появились черные пятна величиной с гривну.
