Я рванул вдоль изгороди, нашел в ней брешь и слепо ринулся туда, по заросшему сорняками белому гравию.
Собаки, похоже, нагоняли; лапы стучали по камням.
Я очутился в лабиринте: меня высоченными стенами обступали бирючины, изъеденные лишайником птичьи купальни и лозы на шпалерах. Во мраке белели осыпающиеся статуи – безголовая девушка, змей, обвивший голый мужской торс. Вокруг вздымались гигантские кусты – некогда, вероятно, фигурные, однако их звериные силуэты давно оплыли.
Я взлетел по каким-то ступенькам и вбежал в узкую нишу с пересохшим фонтаном и кованой калиткой.
Остановился и прислушался.
Собаки, похоже, привели друзей – лай доносился со всех сторон.
Я подкрался к калитке.
С другой стороны, зарычав, на меня бросилась собака. Я шарахнулся, уже предчувствуя, как мне в руку вопьются зубы, но пес лишь в негодовании взвыл. Я рванул обратно – с другой стороны на меня побежала другая собака.
Сквозь дыру в изгороди я вылез на открытый двор. В центре, под листом полиэтилена, – большой бассейн.
Я кинулся к дальнему его углу, присел, содрал перчатки и нащупал нейлоновые завязки покрытия.
Собаки скулили, не понимая, как до меня добраться. Я развязал несколько узлов, откинул полиэтилен, заглянул, и меня чуть не вырвало.
* * *
Черная гниль.
Я сдернул рюкзак и ботинками вперед, скрипя зубами, скользнул внутрь. Ледяная вода проглотила меня по шею. Я втащил рюкзак, стараясь его не замочить, – между водой и полиэтиленом оставался какой-то фут. Я вынул фотоаппарат из внешнего кармана, набросил обратно полиэтиленовый край и, щурясь в наступившей темноте, отплыл подальше от дыры.
Коварно приблизился звон цепи. Собаки нашли меня и теперь лаяли и скулили, носясь вокруг бассейна, ритмично стуча лапами по плитам.
Как можно тише я ощупью двинулся вдоль края; пальцы нашаривали битую склизкую плитку, холод грыз меня заживо.
Я не отрывал глаз от полоски света между полиэтиленом и кромкой бассейна. Левая нога на что-то наткнулась. Олень утоп? Я добрался до угла, оттолкнулся, и вода заплескала чересчур громко. Я замер.
Послышались тяжкие шаги. Кто-то идет – прошагал по мощеной дорожке и ступил во двор.
– Что тут у вас, ребятки? – Тихий мужской голос.
Собаки повизгивали, скача вокруг бассейна, а человек все приближался. Потом остановился.
Кордова?
Мощный луч фонарика заплясал по полиэтилену, золотой круг света заскользил в угол, где прятался я, и меня скрутила паника.
Я спиной вжался в плитки и постарался не шевелиться.
Шаги застучали быстрее, край полиэтилена отбросили прочь.
Фонарик прорезал воду, осветил почерневшие листья и ветки, силуэты лягушек или, может, белок, что дрейфовали в глубине.
Луч поплыл к моему рюкзаку – еще несколько футов, и конец. Я запихал фотоаппарат под полиэтилен на краю, глубоко вдохнул и осторожно погрузился в воду с головой, потянув за собой рюкзак. Утоп на пару футов, открыл глаза, которые тотчас начало немилосердно резать, и посмотрел, как луч пролетел у меня над головой.
Я ждал и старался взять себя в руки; легкие готовы были взорваться. Ч-черт, ну ведь только что дела шли нормально. Как это все вдруг развалилось?
Еще несколько секунд луч повисел надо мной и наконец ускользнул в другой угол. Я всплыл, ловя ртом воздух.
Ночь прорезал пронзительный крик. Кажется, женский.
Нора?
Собаки разразились злобным лаем, затопотали, а луч света утек. Я услышал какую-то возню, затем шаги удалились по камням.
И настала тишина. Ушли.
Я схватил фотоаппарат, доплыл до дыры и обнаружил, что дыры нет. Отмахиваясь от паники – воображение немедленно прикончило меня и пустило мой труп плавать тут среди прочего мусора, – я пощупал под полиэтиленом.
Завязки снова закреплены.
Я опять положил фотоаппарат на кромку, подтянул к себе рюкзак, отыскал в кармане перочинный ножик, открыл его зубами и стал пилить.
Замерзшие пальцы не слушались, но несколько завязок я перерезал. Сначала выпихнул наружу рюкзак, затем не глядя вывалился сам, и меня тотчас принялся лупцевать холодный ветер. Я огляделся – слава богу, никого.
Я взгромоздился на ноги и нацепил рюкзак на плечо. Взял фотоаппарат, заковылял к арочному проему в изгороди, и в ботинках на каждому шагу хлюпала эта тошнотворная вода.
Я надеялся, что Нора цела, что Хоппер с ней. Мы встретимся у каноэ и придумаем новый план.
Собаки – и человек с фонариком, – видимо, успели уйти довольно далеко: вокруг тихо.
Через арку я вышел на другую мощеную дорожку и очутился у западной границы сада. Справа, за заросшей лужайкой, высился густой сосняк, огромный и черный, а слева, высоко на холме, за всклокоченной растительностью застыл дом.
Его осеняла тьма.
По траве я направился под прикрытие леса, а затем вдоль его границы к югу, вокруг холма, назад к пруду Грейвз. От волглого холода трясло, но я старался не обращать внимания и хотел даже перейти на трусцу. Ноги, впрочем, на мое пожелание не откликнулись. Продираясь сквозь ветки и упавшие деревья, я свернул к востоку и слева разглядел просвет – меж стволов заблистала вода. Вскоре я вышел к устью ручья, по которому мы приплыли, кинулся вброд, погрузившись по бедра в воду и грязь, и поспешно выкарабкался.
Я поплелся по западному берегу и с облегчением – и изумлением – увидел Норин прутик.
– Нора, – прошептал я и шагнул под деревья.
Но, отыскав упавшее бревно, застыл как вкопанный.
Ветки и листья разбросаны.
А каноэ исчезло.
* * *
Я огляделся. Деревья словно заключили меня в тюрьму пожизненно.
Я отошел к пруду, поглядел на лунную воду.
Пусто.
Наверное, Хоппера и Нору поймали. Или они уплыли, а меня бросили. Или за ними гнались, они сбежали, решили вернуться, когда очистится горизонт. Или лодку нашел и забрал кто-то другой, и теперь он поджидает меня, наблюдает.
Я изо всех сил вслушивался в ожидании шагов, но ничего не услышал.
Здесь оставаться нельзя. И фонарик не включишь – заметят. Я опять зашагал по берегу, примерно туда же, куда мы уходили отсюда втроем.
Гавкнула собака.
Похоже, до нее несколько миль. Но я ускорил шаг вверх по холму; последний ошметок тепла где-то в животе вяло замерцал, будто вот-вот погаснет.
Я остановился. Справа за деревьями высилось какое-то строение – оно слабо светилось синим в темноте. Я направился туда.
И обнаружил гигантский ангар – крыша плоская, окон вроде бы нет. Я свернул за угол, отыскал стальные двери: ручки перетянуты ржавой цепью на замке. Я побродил вокруг, нашел подходящую каменюку и не с первой попытки, но раздолбал-таки замок. Пусть хоть все человечество слушает – мне уже плевать.
