– Не нашел признаков, что Сандра перед смертью там была?
– Нашел, – тихо признал он. – Не знаю, как это, но… – Улыбка скользнула по его лицу и угасла. – Она в воздухе витала.
Подчеркнуто не глядя мне в глаза, он глотнул кофе.
– Теперь твоя очередь, – увлеченно прошептала Нора, наклоняясь ко мне.
96
И что же случилось со мной? Я сам-то понял?
Я рассказал им все, что помнил, начав с побега от собак и закончив возвращением в мотель. Я, вообще-то, не планировал излагать так подробно – Норе, кажется, поплохело, Хоппер слегка разъярился, и я спрашивал себя, не стоило ли историю подредактировать, – но каждое слово будто выдергивало из меня следующее, пока вся путаница, весь ужас не изошли из меня селевым потоком.
Когда я умолк, они на некоторое время потеряли дар речи. А мне полегчало. По-моему, за все годы моей репортерской работы не случалось, чтобы мне так отчаянно требовалось рассказать кому-нибудь в точности, что произошло, – будто, рассказав, я наконец-то ушел оттуда, вырвался из этих тоннелей и теней раз и навсегда.
– В каком смысле ты что-то нашел в пальто и не помнишь, как это взял? – прошептала Нора.
Я оглянулся – удостоверился, что наша официантка не вышла из кухни. В ресторане остались только мы втроем. Даже старик, что сидел за стойкой, уже ковылял к двери, тяжело опираясь на трость, и каждый шаг давался ему с трудом.
Пропитанное грязью пальто Брэда Джексона лежало на сиденье рядом.
Я подтянул его ближе и, методично опустошая карманы, выложил все свои находки на стол. Компас Попкорна. Окровавленная детская рубашка. Под неоновыми лампами они смотрелись странно, неуместно, сувенирами из ночного кошмара.
– Как брал это, я помню, – сказал я. – А вот это – нет.
Из глубин кармана я выудил последний предмет. Трехкостный сустав, грязный и потертый, дюймов пять длиной.
– Это, вообще, что? – спросила Нора.
– По-моему, кусок детской ступни. Но я не уверен.
– И откуда он?
– Видимо, я на него наткнулся и взял, решил, что это улика. Но вообще-то, я не помню.
Панический Норин взгляд оторвался от костей на столе и метнулся к моему лицу.
– Совсем ничего не помнишь? Вдруг эти люди что-то с тобой делали или?..
– Я не помню.
– А как ты в шестиугольник попал?
Я помотал головой.
– Тебя накачали чем-то, понятно же, – сказал Хоппер.
Нора нервно закусила губу.
– А теперь нам что делать?
– Отдадим это в лабораторию, – сказал я. – Выясним, человеческие ли это кости и кровь. Если да, надо будет искать чьи. Вдруг Паук не зря Кордову подозревал? И какая-то мать неизвестно где ждет вестей о пропавшем ребенке? Я не могу доказать, что все мною виденное реально, но могу – что Кордова верил в проклятие. До каких пределов он дошел в своей работе, в своих надеждах спасти Сандру? Этот человек мешал вымысел с фактами. Его искусство и его жизнь – одно и то же.
– Мы так не договаривались, – буркнул Хоппер. – Перед тем как пойти в «Гребень», мы договорились, что все втроем решим, что делать. А не ты один.
– Но мы ведь даже не знаем пока, что у нас есть.
– Блин, ты чего хочешь добиться-то? – Он с упреком воззрился на меня. – Своего имени на афише? Славы? Раздеть великого Кордову догола, таскать его на поводке, людям на потеху? А ты будешь сидеть и злорадствовать, – мол, вот он какой на самом деле, не такой уж и великий? Ты считаешь, Сандра этого хотела?
– Я не знаю, чего она хотела.
– Это тебе не в лотерею выиграть. Это ее жизнь. И только попробуй превратить ее в таблоидную дешевку…
– Никто не собирался…
– Мы же знаем, что ей пришлось вынести, – сердито продолжал он. – Мы знаем, в каком дурдоме она росла, что у нее была за семейка. Как ей жилось. Мы знаем, почему она залезла в эту шахту, одна, среди ночи, и прыгнула. Чтобы все это прекратить. Мы знаем. Ты же сам видел эту канаву с туфлями и перчатками. Ну и когда тебе уже будет довольно? Сколько еще истины тебе надо всосать, чтоб ты уже насытился, сука, наконец? – Он в гневе отпихнул тарелку, со звоном уронив вилку на пол, и вылетел из ресторана, хлопнув дверью.
– Он там что-то видел, – прошептала Нора. – Не знаю что. Он, наверное, никогда никому не расскажет.
Зарядил дождь, и Хоппер, застегнув куртку и глядя в землю, нырнул прочь от окна и с глаз долой.
– Уж не знаю, что он там искал и чего от нее хотел, – прибавила Нора, – но он все нашел.
97
Поездка до города вышла напряженной и по большей части безмолвной. Я заехал в «Ривер Ренталз» в Пайн-Лейк и целиком оплатил потерянное каноэ, объяснив пацану с дредами, дежурившему за стойкой, что каноэ уничтожено.
– Серьезно? Это как получилось-то, мужик?
Мне оставалось лишь молча протянуть ему кредитку. Пацан, честное слово, ты не хочешь знать.
Мы выехали на шоссе, и Нора крепко уснула на сиденье подле меня. Мне казалось, Хоппер тоже, но всякий раз, когда я взглядывал в зеркало, он лишь непроницаемо смотрел в окно, мыслями, вероятно, витая где-то в «Гребне».
Нора абсолютно права. Хоппер сам признался, что всю ночь провел в комнате Сандры, и я, конечно, подозревал, что увиденное, встреченное там переменило его точку зрения на все, что между ними было. Он обрел свободу. И отпустил на волю свою любовь, этого прекрасного черного дрозда, которого до сей поры держал в клетке. Каково ему было изо дня в день стоять на берегу, на ветру, под дождем, глядеть в океан, мечтать, чтоб она подала ему знак, цепляться за надежду? Должно быть, в «Гребне» она наконец показалась ему – корабль, что не приближался и не уплывал, лишь скользил по тончайшей грани меж небом и землей, и Хоппер едва успел понять, что она любила его, что любовь их была подлинна, а затем корабль скрылся с глаз – вероятно, навсегда.
Я, разумеется, понимал и его злость на меня, и его желание защитить Сандру. Я это даже предвидел: чем глубже мы станем погружаться в расследование, чем страшнее будет правда о ее семье, тем вероятнее, что мы с Хоппером схлестнемся касательно того, что делать с открывшейся информацией. Но остановиться здесь, не пойти до конца – вариант, который я даже не рассматривал.
Спустя много часов, в сумерках, мы вновь въехали на Манхэттен и покатили ветхими кварталами, среди пешеходов и колдобин в асфальте. Хоппер попросил подбросить его до квартиры в Ладлоу – единственные слова, что он произнес за всю поездку.
Он выбрался из джипа, набросил лямку рюкзака на плечо.
– Пока привет, народ, – бросил он и хлопнул дверцей.
– Погоди, – сказала Нора.
Она торопливо вылезла из машины и повисла у него на шее, обняла его прямо на тротуаре. Он добродушно щелкнул ее по подбородку и поднялся на крыльцо. Нора снова села в джип, и я с изумлением увидел, что она плачет.
