Минута уходила за минутой, а Лена все так же неподвижно стояла, не произнося ни слова. Псионник испугался, что она снова впала в странное оцепенение. Но нет, вот она повернула голову, и ветер отбросил волосы на его рукав и прижал. Колечки зацепились за собравшуюся на локте ткань. По коже побежали мурашки, будто сквозь куртку он мог чувствовать лёгкие, покалывающие прикосновения.
— Я не знала… не знала о ней, — сказала девушка. И вдруг вцепившись в ограду, закричала, туда, в пустоту, в холодный гранитный камень, — Они и твои родители тоже!
Она взывала к давно умершей и забытой девочке. Изливала боль на ту, которой все равно. Ему было бы легче принять все это на себя.
Дмитрий схватил Лену и прижал к себе. Пусть так, пусть она лишила его своего гнева, но право на утешение, пусть такое недолгое и неловкое, от чужого, по сути, человека, он никому отдавать не собирался. Ведь это единственное, что он мог предложить сейчас. Единственное, что она, возможно, примет.
— Послушай. Я должен тебе кое-что сказать, — заговорил псионник, когда она затихла, — Я не хочу, но должен. Вчера, — она замерла, окаменела в его руках, — Вчера я вёл себя не лучшим образом. И дело не в словах. Я готов подписаться под каждым из них. Добиваться признаний — моя работа. Просто я сорвался. Повёл себя как стажёр, впервые столкнувшийся с жертвами. Это недопустимо. И за это прошу прощения.
Она пошевелилась, подняла голову и посмотрела на Дмитрия с удивлением.
— Вы же не знали.
Она ещё его оправдывает. Он убрал руки. Он не вправе касаться её, не заслуживает.
— Привязку проведут сегодня, — сказал он будничным тоном, и посмотрел куда-то поверх её головы.
— Она…
— Она будет против. Поэтому тебе лучше уехать, иначе атака может повториться.
Девушка вскинула руки к груди, инстинктивно пытаясь нащупать кад-арт.
— Пока рядом… пси-специалист, — Дмитрий чуть не сказал "я", — Тебе ничего не грозит, но, на всякий случай, держи.
Он вытащил из внутреннего кармана её зеленоватый сапфир.
— Сопротивляемость я повысил на пять онн. Мужчина поднял воротник, стараясь унять внезапный озноб, то ли от ветра, то ли он решения, которое принял, — Не хочешь пока навестить родителей?
— Хочу. Очень, — глаза Лены загорелись надеждой и благодарностью.
Скотина, ты Демон!
До города, где жили родители Лены, они домчались за четыре с лишним часа. Большую часть пути девушка проспала. Оно и к лучшему, слишком уж глубоко залегли тени под её глазами.
Старый Полисад, большой город по сравнению с Вороховкой и маленький по меркам Заславля, хоть и столица области. Дмитрий ни разу здесь не был, пришлось будить Лену, чтобы она указывала дорогу. Прав у неё не было, поэтому они немного покружили по улицам, так как там, где легко пошёл бы пешеход, либо висел кирпич, либо знак, запрещающий поворот. Обычно в таких случаях он очень раздражался, но не сейчас. Алленарии можно было все, даже ошибаться.
Дмитрий припарковался на стоянке для сотрудников больничного городка. Охранник попробовавший было возмутиться, вовремя заметил продемонстрированный муляж кад-арта и заткнулся. То же самое было и с молоденькой медсестричкой, полной решимости не пустить посторонних в отделение реанимации. Со страшными псионниками предпочитали не связываться.
Больничные коридоры пахли хлоркой, лекарствами и отчаянием. Запах цеплялся за одежду, въедался в кожу, пропитывал и наполнял горечью. Сколько раз он сам приходил к жертвам атак, но так и не привык к подобному.
Палата под номером двенадцать — тринадцать. Апартаменты на двоих. Жаль, не в отеле. Девушка помедлила, собираясь духом, и толкнула белую, местами облупившуюся дверь. Большие незашторенные окна, куча пищащей и жужжавшей аппаратуры, две кровати, на которых лежали люди, опутанные проводами.
— Алленария, — позвал тихий голос.
В углу стояла инвалидная коляска, в которой, кутаясь в вязаную шаль, сидела старуха. Стальная Нирра Артахова. Несгибаемая Карга. Единственная женщина, когда-либо возглавлявшая имперскую службу контроля, единственная, продержавшаяся на этом посту более тридцати лет и ещё при жизни ставшая легендой. Каких страшилок только не ходило среди псионников про эту женщину. Вот главная причина присвоения делу закрытой категории.
Лена присела и, дрожа всем телом, прижалась к хрупкой старушке.
— Алленария, — повторила та и провела рукой по волосам девушки.
Один взгляд, брошенный Ниррой поверх плеча, и он понял, что может идти. С бабушкой — псионником Лена в полной безопасности. Дмитрий закрыл дверь, оставив их друг с другом и своим горем.
Странно это — встретиться с этой женщиной так, обменяться одним взглядом, и гадать теперь, что состарило несгибаемого псионника: случившаяся трагедия, годы или служба.
Усталый лысеющий врач, прячущий глаза за толстыми линзами очков, посвятил мужчину в текущее состояние дел. Надежда на выздоровление есть, впрочем, как всегда. Первую, самую сильную атаку принял на себя Сергий, и сейчас он находился в коме третьей степени, поэтому медики не давали никаких гарантий. Мать Лены, Злата, попала под второй заход призрака, уже не такой интенсивный, тут прогнозы были более оптимистичны.
Демон в который раз посмотрел на часы. Если все идёт по плану, Гош минут пятнадцать назад начал процедуру привязывания. Что ж, он тоже сюда не прохлаждаться приехал.
В здании поликлиники он прошёл сразу к заведующей, чтобы избежать лишних волнений и пересудов среди персонала. Готовность женщины помочь не пригодилась. Услышав, о чем речь, она с облегчением отослала псионника в женскую консультацию, история протекания беременности Златорианны Артаховой хранилась там.
"Там", оказалось на другом краю мёд городка, быстрее было бы проехать на машине, чем топать на своих двоих. Нужный корпус он определил просто, возле дверей прогуливались три женщины. Беременные. Очень. Он бы сказал, на последней стадии.
Здесь заведующим был мужчина, и он оказался менее сговорчивым. Только после звонка в службу контроля и подтверждения полномочий он выдал пухлую медкарту жертвы. Далее последовала просьба не увозить в неизвестном направлении столь важные для него лично документы. При необходимости врач предлагал снять копии. Дмитрию было все равно, но сам бы он ни в жизнь не разобрался в медицинских терминах, не говоря уже о почерке. Так что они заключили сделку, заведующий расшифровывает записи, характерные для агента внешней разведки, а псионник довольствуется дубликатами.
Итак, Златорианна Ивановна Артахова, сорока семи лет, на сегодняшний день не страдала какими-либо существенными отклонениями от нормы. Первые и единственные роды в двадцать два года, больше беременностей не зафиксировано. Никаких патологий. Токсикоз, анемия на начальной стадии и простуда во втором триместре (от одного слова хочется под стол спрятаться). Алиса права, у него нет детей, и он ни фига в этом не понимает. Двойню никто не диагностировал, но это на то время обычное дело, аппаратов УЗИ нет. В общем, получите кота в мешке и распишитесь. Одна странность — в карте не было выписки из родильного дома. Ни сведений о родах, ни о рождённых детях. Лишь краткая запись о том, что ребенок, один, девочка, поставлена на учёт педиатра в детской больнице. Заведующий не смог объяснить потерю документа, обещал устроить взыскание персоналу по все форме, но в свете того, что врач, наблюдавший Злату в то время, уже десять лет как вышел на пенсию, звучало это неубедительно.
