Самому себе специалист казался очень медлительным и неповоротливым и, только увидев у развилки знакомую фигуру, позволил себе выдохнуть и чуть снизить темп, давая отдых ноге. Облегчение быстро сменилось злостью.
— Демон, мы думали…
— Вы не думали, — рявкнул Дмитрий.
— Мы думали, Лисивин подложил тебе лоскут с привязкой, — закончил парень.
— Подложил, — не стал отрицать Станин, — один мне, а один ей. Только я зафиксировал изъятие, а вы полезли на полигон, чтобы с честью умереть. Беги за бойцами, — он указал на тоннель, — тем, кто решится пройти коридор, — премия, остальным — выговор за трусость, хромого не догнали. На полигон пусть не суются, ждут у выхода. Я вытащу Лену, они примут. Иначе мы вместе с Лисивиным в Инатарсике горы поедем, в наручниках.
Дмитрий отдавал приказания, а сам шёл вперёд. Он слышал, как Гош побежал обратно, и очень надеялся, что они успеют. Что среди изображающих храбрость мальчиков найдётся хоть один кандидат в герои. По вполне понятным причинам вход на площадку охраняли люди. Считалось, что в случае экстренной ситуации они смогут прийти на помощь специалисту. На деле же в туннель боялись заглядывать даже дюжие дядьки в камуфляже, которые, как он подозревал, были источником большинства страшилок о полигоне. Призраки автоматов не боятся.
Насколько Алленария его опережает? Пять минут? Десять? Он должен успеть, права на опоздание у него нет.
Тусклый рассеянный свет упал на лицо. Лестница уходила вверх, тишина была слишком настораживающей. Холодный воздух коснулся кожи под рубашкой, кофта так и осталась лежать в зале заседаний.
Десяток сухих шуршащих ступеней, и он словно приблизился к хмурому, низко висящему небу. Много снега и выгибающаяся на нем фигурка девушки. Атаку блуждающего ни с чем не спутаешь.
Станин подбежал, упал рядом с Леной, привычным усилием создавая вокруг себя нулевое поле, и едва не потерял сознание от удара. Невидимая несуществующая рука врезалась в солнечное сплетение.
Энергии здесь было столько, что ему ни в жизнь не совладать. Любое усилие, желание придать ей осмысленную форму и направить было сравнимо с попыткой изменить течение реки, барахтаясь в воде. Вакуумом пространство назвали специалисты, попадая в него, они теряли способность управлять им. Здесь псионники лишались всех своих инструментов, внутри образовывался болезненный комок пустоты. Отсюда и название, не по причине, а скорее, вопреки ей.
Но этот вакуум был полон жизни. Полон мёртвой силы и ярости. Специалисту нечего ей противопоставить.
По телу девушки прошлась дрожь, волна атаки завершилась, и призрак отпрянул. Глаза девушки закатились, по виднеющейся из-под век полоске белка растекалась тонкими штрихами лопнувших сосудов кровь. Шокер в руке, то и дело щёлкающий искрами, затих.
Первым делом Демон перехватил, выдернул и отбросил оружие. Этот разряд предназначался ему, одержимому призраком.
Из всех способностей у него осталась лишь одна — способность ощущать "не жизнь". Вокруг стояла удушающая вонь блуждающего.
Не дожидаясь следующего нападения, Дмитрий стал быстро осматривать девушку. Ничего. Перевернул конвульсивно подергивающееся тело, отсчитывая в голове секунды до повторной атаки. В карманах пусто. Он дёрнул кофту, разрывая материал. И нашёл, ровно в тот момент, когда блуждающий ударил. Призрак обрушился с силой и яростью на них обоих. Лоскуток, практически обрывок ткани выглядывал из-за пояса джинсов. Стинин выдернул его и отскочил от девушки настолько быстро, насколько смог. Нога в очередной раз подвела, расстояние между ними едва ли превышало метр.
Вонь, идущая от расползающейся тряпки, окружила его со всех сторон. Демон сжал находку в кулаке.
— Оставь её!
Укол в ладонь и всё вокруг изменилось. Воздух загустел, цвета исчезли, на плечи опустилась тяжесть. В уши ввинтился шёпот. По суставам медленно разливалась боль. В этот раз он почувствовал каждое мгновенье перехода, каждый рывок блуждающего, перетягивающего живой разум в мёртвый мир. Не было темноты и пробуждения. Не было дезориентации и "незнания". Он помнил, кто он. Во всяком случае, пока.
Боль усиливалась с каждой секундой, и он понял: источник близко, всего в нескольких шагах. Снова чужие мысли, чужие чувства, которые так легко принять за свои. В руке было зажато что-то тёплое, пульсирующее, что-то невозможно живое.
"Она должна умереть", — раздался бесполый голос, и шедший, казалось, из руки, из той тряпки, что он сжимал.
— Нет, — прохрипел он.
Сопротивление почувствовали, и на него снова навалилось неосязаемое нечто, в прошлый раз оно предпочло договориться сне помнящим, недумающим человеком, в этот решило взять силой.
"Должна умереть, должна, боли больше не будет, не будет тумана, не будет ничего. Должна".
— Нет, — хотел закричать он, но звук умер на губах, едва успев родиться.
Он почувствовал тёплое прикосновение ко рту, подбородку, шее. Поднял руку, мышцы сокращались невыносимо медленно, борясь с плотным, как кисель, воздухом. Пальцы, словно чужие, коснулись кожи. Из носа текла кровь.
"Ты борешься, не надо. Так ты умрёшь быстрее. Отпусти себя. Отпусти разум. И мы пойдём по кругу. Пойдём. Пойдём со мной".
Он сделал глубокий, отозвавшийся болью в груди вдох и пошёл, наклоняясь всем телом, словно человек, борющийся с ветром. Тень — источник была рядом. Источник боли, источник тумана, не будет её — не будет ничего.
Нет. Не так. Он заставил себя выпрямиться. И думать. В переносицу тут же вонзили ледяную иглу. Это не тень. Это Лена. Он не мог её ненавидеть, весь этот вязкий мир мог, а её нет. Чувства, рождённые и управляемые чужой волей, вели за собой. Но он не позволит им взять верх, даже несмотря на боль.
Он стиснул зубы. Нужно что-то делать, пока мозг ещё работает, пока помнит. Он склонился к девушке, обхватил негнущимися пальцами тонкое запястье. Боль была резкой, жестокой и всеобъемлющей. Он прикоснулся к живому в мёртвом мире. Лена была без сознания, она не шевелилась, волны силы не расходились от её движений, не опрокидывали навзничь, не заставляли бороться. Но для блуждающего она оставалась источником вечной муки, частью него самого по имени, по крови. Демон мог отрицать, отодвигать боль, но она никуда не уходила. Она забралась внутрь, и на этот раз "нечто" не собиралось ему помогать.
Он понял, что едва может двигаться, каждая клеточка тела просила пощады, просила покоя. Туман был согласен. Чужое мёртвое сердце в его ладони — нет.
"Отпусти разум, и мы закончим то, что начали. Отпусти".
Он почти сдался, но этот момент почувствовал в другой руке едва заметное биение жизни. Под пальцами пойманной бабочкой бился пульс. Тонкая нитка вены доносила до него удары чужого сердца. Сердца Алленарии.
Теперь в каждой руке было по жизни. В каждой руке — по сердцу.
— Отпустить? — едва слышно прошептал он, — хорошая идея.
