– Ты помнишь, что говорил Мидл о миссии, изначально предопределенной для каждого, кто попадает в мир вечных снегов?
– Да, старик что-то говорил…
Марсал наморщил лоб, пытаясь припомнить, что именно говорил Мидл о миссии, но, кроме самого слова, произнесенного отшельником, живущим в доме на перевале, он больше ничего припомнить не мог. Признаться, он не особенно внимательно прислушивался тогда к разговору старика с Харпом. После того как почти чудесным образом им удалось избежать верной гибели среди снегов, найдя пристанище в доме Мидла, Марсал испытывал состояние, близкое к эйфории, – его не интересовало ничто, помимо собственных чувств и ощущений, которыми он упивался, как настойкой из красницы. Это может понять лишь человек, уже почти смирившийся с мыслью о смерти и вдруг узнающий, что ему дарована новая жизнь.
– А какое это имеет отношение к нам?
Харпа неприятно удивило, что вопрос Марсала прозвучал довольно-таки резко, с плохо скрытыми недовольными интонациями в голосе. Но он решил не придавать этому большого значения, списав на то, что Марсал, как и все влюбленные, пребывал в возбужденном состоянии, когда все мысли сосредоточены только на объекте любви.
– Теперь я начинаю понимать, что рассуждения Мидла о миссии не так глупы, как кажутся вначале. Когда люди вокруг тебя совершают поступки, которым невозможно найти рационального объяснения, остается только предположить, что ими управляет некая неизвестная внешняя сила.
– За собой я такого не замечал, – скептически усмехнулся Марсал.
– Да? В таком случае попытайся четко и внятно объяснить, какого черта ты потащился со мной к западным горам?
Марсал улыбнулся и даже чуть приоткрыл рот, как будто у него уже был готов ответ. Но с губ его не слетело ни единого звука. В его глазах, стремительно сменяя одно другое, промелькнули выражения легкого удивления, затем – серьезного непонимания, а под конец, когда Марсал убедился в том, что не может вразумительно ответить на поставленный Харпом вопрос, на его лице застыло выражение панического страха. Он не мог найти объяснения собственным поступкам – значит, Харп был прав: кто-то управляет им. Было от чего прийти в смятение!
А Харп, один за другим, выстреливал в Марсала новыми вопросами:
– Что тебе мешало остаться и дальше тихо и спокойно жить в доме старого Бисауна?.. Зачем тебе нужен был этот переход через снежную пустыню, едва не закончившийся гибелью? Ты ведь знал, что, если мы не найдем людей, у нас не будет шанса вернуться назад.
Марсал нервно сглотнул.
– Ты хочешь сказать, что в этом и заключается моя миссия: сопровождать тебя?
– Откуда мне знать, – развел руками Харп, – если я и со своей-то миссией до сих пор не могу разобраться. Это известно только тому, кто определяет миссии для каждого из нас. А мы… – Харп сделал паузу и как-то совсем невесело усмехнулся. – Как сказал мне сегодня один человек, мы все в той или иной степени страдаем снежной слепотой, поскольку не видим очевидного.
– Выходит, Сущий – не выдумка Старпола?
– Да нет же! – протестующе взмахнул рукой Харп. – Я имею в виду вовсе не бога, а тех, кто переправляет нас в этот мир. Если они имеют возможность стереть из памяти каждого почти все воспоминания о прошлой жизни, то им ничего не стоит заложить в наше подсознание некую программу, которой мы неукоснительно следуем, считая, что сами решаем, что нам делать и как поступать в той или иной ситуации.
Марсал был явно не готов к восприятию подобного откровения. Глаза его вдруг заблестели, как кусочки прозрачного льда на солнце, а взгляд начал бегать по сторонам, не находя, на чем остановиться. Пальцы рук, которые он вновь, как и в начале разговора, сложил на коленях, принялись нервно пощипывать ткань штанов, так, словно собирались выдернуть из нее одну-другую нитку.
– Получается, что все предопределено заранее? – торопливо, взахлеб, словно боясь, что его перебьют или как-либо иначе заставят умолкнуть, заговорил Марсал. – Кто-то загодя все решил за нас? А мы всего лишь исполнители чужой воли? И ничего не можем с этим сделать?
– То, что я сказал, лишь предположение, – поспешил успокоить приятеля Харп. – К тому же совершенно бездоказательное. Но, даже если все обстоит именно так, вряд ли те, кто задают нам программы, способны контролировать каждый наш шаг. Миссия – это некая магистральная линия, цель, к которой человек неосознанно стремится всю свою жизнь. А уж какими путями он станет до нее добираться, это ему самому решать.
Чувствуя, что его слова звучат не очень-то убедительно, Харп с усмешкой добавил:
– В конце концов, у каждого из нас есть простейший способ доказать, что он хозяин собственной жизни.
Совершенно потерянный взгляд Марсала ненадолго задержался на левой щеке Харпа.
– Какой?
– Можно взять нож и перерезать себе горло.
Марсал в задумчивости закатил глаза к потолку.
– Не уверен, что это сработает, – медленно произнес он. – Если я даже решусь покончить с собой, все равно до самого последнего мига буду думать, а не сделал ли я именно то, чего и ожидали от меня неизвестные хозяева моей жизни?
Парадоксальная логическая цепочка, выстроенная Марсалом, сумевшим взглянуть на проблему куда глубже, чем он сам, поставила Харпа в тупик.
– Не вижу в этом смысла, – только и смог сказать он в ответ на замечание Марсала.
– А какой смысл в том, что мы делаем? – меланхолично развел руками Марсал. – Чего ради мы живем на свете? Люди забудут о нас, когда мы умрем, потому что у нас нет никакой возможности оставить память о себе.
– Должно быть, северянин думал примерно так же, – заметил Харп, решив, что пора вернуть разговор в первоначальное русло.
– Почему ты так считаешь?
– Потому что он пытался отыскать ответы на те же вопросы, которые сейчас ставим перед собой мы. И у него был рисунок, который он считал ключом. А замок находился в этом поселке… Иначе чего ради он сюда шел? Но северянин не успел его отыскать к тому времени, когда Старпол приказал своим подручным расправиться с ним… Не думаю, что северянин решил отдать рисунок своим убийцам. Кроме того, поступи он так, рисунок сейчас находился бы у Старпола. Как получилось, что его фрагменты оказались в разных руках?..
Харп вопрошающе посмотрел на Марсала. Он не надеялся, что тот сможет дать ответ на этот вопрос, – просто рассуждал вслух, обращаясь к приятелю, как к судье, который должен был согласиться с его доводами или опровергнуть их. Поэтому то, что произнес Марсал, оказалось для Харпа полнейшей неожиданностью:
– Какими бы путями ни передавались из рук в руки фрагменты рисунка, пока не попали к тебе, все они или по крайней мере те три, что сейчас находятся у тебя, должны были пройти через одно и то же место.
Харп даже не сразу понял, что имел в виду Марсал.
– Постой, постой, – тряхнул головой он. – О каком месте идет речь?
