Иногда у нас не было денег даже на метро – помню, как возвращались откуда-то поздней ночью пешком. Шли по Комсомольскому проспекту и орали в голос песни. Было весело. В молодости часто бывает весело безо всяких причин. Через полтора года мы разъехались с соседями и получили отдельную квартиру на Рябиновой улице. Огромное счастье – своя квартира, где мы полноправные хозяева. Но достать по-прежнему нельзя ничего – ни мебель, ни телевизор – ничего. В Таллине, где мы бывали достаточно часто, купили финские шторы – у нас таких не было в помине – коричневое букле, густая сеточка, безо всяких там роз и пионов, коричневое ковровое покрытие – что-то типа ковролина без ворса – и керамику в тон. Там же заказали стенку – светлую, никаких завитушек и полировки – очень уютно. По выходным в новой квартире, как и в старой, собирались гости. Продуктов по-прежнему нет, на магазинных полках стерильная чистота: сок яблочный неосветленный, сок томатный, сливовый, березовый. Ужасные консервы. Толстенные серые макароны, распадающиеся в процессе варки, грязный рис, говяжьи кости – да и те не всегда. Выручает мама – подкидывает что-нибудь из заказов, например банку горбуши или лосося. Из него можно сделать салат: рис, пару яиц, майонез, если достанешь, – тоже большой дефицит. Стол собирали из того, что было, – практически из ничего. Свекла с майонезом, морковка с плавленым сырком и чесноком, банка заныканных шпрот – красота! Да, кстати, еще бренд того времени – салат из кальмаров. Кальмары в магазине были всегда – считались они тогда продуктом второго сорта, привычки к си-фуду не было. И, между прочим, креветки тоже в продаже были, правда, только в центральных гастрономах и в рыбных магазинах «Океан». Бутылка «Арбатского», водка «Пшеничная». К чаю – кекс из пакетика. Если с изюмом, вообще красота!
Первый муж мне достался с наследством – и наследством крупным – в виде собаки породы дог. Дог был мужеска полу и посему размеры имел устрашающие – не дог, а теленок, ей-богу! А нраву был легкого и трусости необычайной. Помню, когда в дом неожиданно заходили чужие, он забивался под диван. Ну, а собачку, как известно, нужно кормить. Вот только вопрос – чем? Собакам, как известно, полагается мясо. Желательно – сырое и желательно – мякоть. Кость так, для блезиру – на закуску, на сладкое. Но мяса в магазинах нет. Нет и рыбы, впрочем, у нас ведь не кот! Есть только вымя – простите – и мелкая рыбка под названием мойва. Когда ее ставили варить, квартира заполнялась невыносимой вонью. Варила я ее при открытом окне. Да и вымя, надо сказать, тоже со специфическим запашком. Туда же, в кастрюлю, полпачки геркулеса, риса-сечки или продела. Посмотришь – стошнит. Понюхаешь – вырвет. С утра на плите кастрюля, размером с ведро. А соседи нас ненавидят – шипят вслед, что мяса нет из-за нас – съела наша собачка все стратегические запасы мяса в стране. А народ голодает!
А бедный наш пес, вечно полуголодный, страдал желудком.
Не для голодной страны наша собака, смешной, лопоухий и добрый наш Грей.
И еще мне казалось, что волны ненависти и злобный шепот нам вслед он чуял. Понимал. Проходили мы мимо старушек подъездных, и наш трусоватый барбос поджимал уши и становился как будто поменьше. А однажды не выдержал – нервы, наверное, сдали. Как гаркнет на бабку! Как забрешет! От всей своей собачьей души.
Московская Олимпиада. Хорошо помню столицу в то время – чистота, пустота и магазины, полные дефицитных продуктов. Полупустые улицы, никакой давки, никакой толчеи. «Почистили» тогда город знатно. Ну мы и радовались пару недель.
Однажды в августе мы поздним вечером приехали с дачи. Легли спать. Среди ночи я проснулась – чувствую, сейчас умру, если не съем чего-нибудь соленого. Нет, честно – умру! Как сомнамбула, на ощупь, пошла на кухню, открыла холодильник и – счастлив мой бог! – вижу, в самом углу стоит давно забытая двухлитровая банка соленых помидоров – мелких, зеленых, тверденьких. Такие продавались тогда в деревенских магазинчиках – плоды кооперации. Целая банка – спасение и счастье!
Муж застал меня сидящей на полу в ночной сорочке. Я рукой – очень сосредоточенно – выуживала помидоры из банки. По рукам текло, по шее текло, ночнушка мокрая, ну а я – счастливая! Банку выела подчистую, до дна. Пошла под душ и рухнула в постель с чувством глубокого удовлетворения. Так хорошо мне давно не было!
Дошло только утром – беременна.
Во время беременности случилась беда – я попала в больницу. Мне сделали операцию, но ребенка удалось спасти, сохранить. Всегда буду помнить доктора Марию Наумовну, которая подарила мне счастье материнства. Если бы не она, не было бы моего мальчика.
Родильный дом в те времена – великое и тяжелое испытание и потрясение. Потрясение, оставшееся на всю жизнь. При этом рожала я «по блату», по договоренности, в очень хорошем роддоме в центре Москвы.
Приехала днем, когда начались схватки. К вечеру не разродилась – в нашей семье все рожают долго и тяжело. На ночь укололи снотворное – всем хочется спать, что, акушерки – не люди? Провалилась в сон сквозь адскую боль. Рядом стонала грузинская женщина, требующая боржоми – ни больше ни меньше! Это меня развеселило и хоть чуть-чуть отвлекло – у «милых» акушерок и стакана воды из крана не допросишься.
– А шампанского не желаете? – спрашивает взбесившаяся акушерка. – Сладкого, полусладкого?
– Нет, – качает головой наивная грузинка. – Шампанского не хочу. У меня же изжога, – терпеливо объясняет она, – мне нужно боржоми!
Утром появилась заведующая отделением, с которой, по всей видимости, уже успела поговорить моя мама.
– Срочно в родилку, – приказывает она, – воды давно отошли.
К полудню я родила, подробности опустим. Говорят, физическая боль забывается быстро. Не знаю. Ту боль я буду помнить всегда. Хотя соглашусь – душевная, а она мне, увы, тоже знакома – гораздо сильнее. И страшнее. Но сыночек мой лежит у меня на груди, и нет больше счастья! Нет и не может быть. Он главный человек в моей жизни – главнее не будет. Мой верный дружок навсегда.
В коридоре, куда нас вывезли после родилки, мы, голые, долго мерзли под тонкими одеялами и ждали места в палатах. Очень дуло из огромных окон – стояла середина апреля, весна припозднилась, еще лежало полно снега. Дрожа, мы пролежали до вечера. Хотелось пить, есть, очень хотелось горячего чаю. Такие вот скромные у нас были желания. Но неисполнимые – волшебников рядом не было! Про нас все забыли – лежат и лежат. Подумаешь – замерзли и проголодались. Не барыни.
Рядом – каталка с молодой женщиной. Я заметила очень несчастные и встревоженные, полные слез глаза. Она прошептала:
– Давай поменяемся!
– Что? Чем, не поняла?
– Детьми, – объяснила она. – Ты же хотела девочку?
Все просто: у меня мальчик, у нее девочка. Родила от любовника. Дочка у него уже есть, а мальчика нет, такая вот неприятность! Дал слово: будет мальчик – женюсь! Очень хочет наследника.
Я покрутила пальцем у виска:
– Свихнулась?
И соседка моя начала реветь в голос.
