В 80-е появились афганские дубленки – привозили их командированные. Выглядели дубленки неплохо – разноцветные цветочки по подолу, меховая оторочка. Но стоило попасть в них под дождь или снег, как начинала расползаться неминучая вонь, да такая, что все отодвигались подальше от бедной владелицы. А она, краснея и бледнея, выбегала из вагона. Несло от нее козлом, мокрой псиной и вонючим бомжом.
Вообще, иметь пару юбок, две-три блузки и парочку платьев считалось нормальным. Не просто нормальным – естественным.
На Кузнецком – угол с Неглинкой – прямо в туалете, в подвале, была толкучка. Называлась она «Снежинка» – над сортиром располагалась одноименная химчистка. Там можно было купить многое – тряпки, обувь, косметику, духи, сигареты. В моде в то приснопамятное время были батники – рубашки мужского покроя с планкой и пуговицами. Однотонные или в клетку. Ну и хватанули мы с Танькой такие батники – в клеточку, красиво уложенные в пакет. Развернуть и разглядеть было некогда – полутемно, толчея, все боятся милиции – там случались и облавы. Загребут без разбора – докажи потом, что ты не фарца, а честный держатель сэкономленных денег.
Поднялись из подвала на свет божий, развернули. Батники наши модные оказались сшиты из детских ковбоек, купленных в «Детском мире» рубля за два с полтиной, не больше. А денег за них мы отдали немерено. Бросились вниз – девицы той ловкой и след простыл. Фарцовщица, торгующая нижним бельем, подняла нас на смех – лохушки! Раскрывать надо здесь, прям на месте! Так вам и надо, заключила она и смачно затянулась ментоловой сигаретой.
Обувь покупалась надолго, сапоги – лет на пять, туфли так же. Весной сапоги тщательно обрабатывали – мыли, натирали гуталином-вазелином и напихивали газетами. Убирали в коробках на антресоль или в шкаф. Вещи сдавали в химчистку – цены на эту услугу были копеечные. Постельное белье относилось в прачечную – почти повсеместно. Стиральная машина-автомат была очень редко у кого. У тех, кто, например, жил за границей. Да и обычная стиралка была не у всех – куда ее ставить? Кухни и ванные крохотные, а машинки громоздкие. Помню, гуляла с маленьким сыном и узрела свеженькое объявление у магазина – продается стиралка «Малютка», пятьдесят рублей.
Воровато оглядываясь, сорвала это объявление, чтобы не было конкурентов, и буквально полетела домой. Позвонила продавцу, умоляя не продавать, подождать пару часов. У меня, объяснила я, грудной ребенок.
Деньги собрала по соседям, побежала за машинкой, еле дотащила. И вот – стоит моя маленькая, моя красавица! Стирала она, между прочим, отвратно – мотала белье туда-сюда, не полоскала, не отжимала. И воду надо было менять вручную – сливать грязную, заливать чистую. И все равно – было счастье.
Верхние вещи, пальто, пиджаки шили у портных. Почти все имели «свою» портниху. У мамы тоже была такая, работала она в закрытом ателье. Помню, мы ездили в ателье от ВТО, театрального общества. Это был просто секретный объект, с улицы не зайдешь, дверь на замке. Внутри уютно – ковры, телевизор, вазы с цветами. Тишина, словно на кладбище, все говорят полушепотом! Вот почему, интересно? У закройщицы нашей были важные клиентки – актрисы, жены актеров, жены писателей и композиторов. Куда уж там нам.
Помню, как разглядывала Наталью Селезневу, восхищаясь ее роскошной фигуре и длинным ногам. Видели и жену Прокофьева, Лину Ивановну, тогда совсем старуху, а когда-то – красавицу-испанку, оставленную им на старости лет. Ее все боялись – статус большой леди и жены гения, несмотря ни на что, она сохранила.
Был еще случай – ехала я как-то домой, после больничной практики, вошла в метро на «Университете». Вижу – стоит, скромно потупившись, почти вжавшись в стену, женщина, в руках неловко держит белую кофточку. Опытным глазом вижу, что трикотаж, явно «не наша». А по груди, вставкой, идет крупное кружево – загадочно приоткрывает самую волнующую часть женского тела. Сексуальненько так, обольстительно и очень сдержанно при этом. Подхожу – она совсем, бедняжка, робеет и падает духом. Шепчет что-то невразумительное: кофточка оказалась мала, продать на работе не может, стесняется, а деньги приличные, двадцать пять рубчиков, один к одному. Я осторожно потрогала это белое чудо, боясь выдать волнение. А волнение сильное – я-то приехала с юга, загар ого-го! А тут белый цвет, соблазнительный фасончик, ну и вообще – красота! Умоляю ее подождать до завтра – приеду сюда же с деньгами. С огромным, еле сдерживаемым облегчением та пообещала, что не подведет – главное, стоять и торговать в метро ей больше не надо.
Назавтра встретились, незадачливая продавщица не обманула, я была счастлива. А про то, как я доставала деньги, и про бессонную ночь – так разве это так интересно? Дело в другом!
Наши люди поражали фантазией, умением из ничего сделать конфетку. Была у меня очень хозяйственная соседка Леночка, она многому меня научила. Например, в продаже появился виноградный сок в бумажных пакетах по удобоваримой цене – рубля полтора за литр. Пить его было нельзя – кислая гадость. Сообразили делать вино – сливали сок в банки, добавляли сахар и ставили под батарею, надев сверху резиновую перчатку. Перчатка постепенно «вставала» – зрелище было престрашным: растопыренная, раздутая резиновая «ладонь», которая сигнализировала: вино готово к употреблению. Кстати, оно было на удивление приятным.
Апельсиновые корки не выбрасывались – из них мы варили цукаты и даже делали сок.
Гостей приглашали почти на каждые выходные. По крайней мере, так было в моей семье. И при всем дефиците столы накрывались шикарные – просто ломились столы! Пироги, холодцы, салаты, селедка, соленья. Одно время увлекались мясом в горшочке. Горшочки привозили из Суздаля. Быстро, сытно, не хлопотно – мясо, картошка, лук, можно морковь и сухие грибы – если есть. У нас всегда были, родня присылала из Белоруссии.
С юга всегда везли кучу фруктов и овощей – груши, персики, помидоры и баклажаны. И все вставали у плиты – консервировать. Зимой это здорово выручало. В воскресенье открывалась трехлитровая банка маринованных помидоров и такая же банка персикового компота – вот вам и семейный обед.
Да! Были еще и продуктовые наборы – тоже на работе, на производстве, в школах и институтах. Они немного варьировались – в зависимости от серьезности предприятия. Мы получали примерно такие: пачка гречки, банка шпрот или сайры. Лучше – горбуши, из нее можно сделать суп или салат. Батон или полбатона полукопченой колбасы – счастье, если венгерской и финской. Банка зеленого горошка, банка майонеза, сыр «Виола» в баночке, курица замороженная, скорее всего венгерская подданная. Ну, а уж совсем счастье – литровая бутылка испанского оливкового масла и баночка красной икры. Последняя только к празднику. Да! Еще растворимый кофе и чай «Три слона». Возможно, маринованные огурчики, земляки замороженной куриной тушки. И коробка шоколадных ассорти – «Рот-Фронт» или «Красный Октябрь».
Создавались припасы на праздники – складывались, копились. Эдакий стратегический запас – он, кстати, всегда выручал. Хранилось все это, как правило, в комнате, в стенке, внизу или вверху – если в семье был кто-то из ненадежных, то мог съесть до срока. У нас так однажды случилось.
