Где я взяла деньги на билет, не помню. Сменных вещей у меня с собой не было. На вокзале я купила любимому сигареты и почему-то абрикосы. В поезд села худенькая, глазастая и очень испуганная девочка, в руках у которой была авоська с немудреными подарками.
Мне повезло – моей попутчицей оказалась чудесная женщина, имени я ее не помню, увы, а вот название улице в Риге, где жила эта добрая женщина, я запомнила – Рупниецибас. Такие вот причуды памяти! Дорогой я рассказала ей про свою любовь, и она мне объяснила, что поезд в Лиепаю уходит очень рано утром, поэтому в Риге мне придется заночевать. И, конечно, забрала меня к себе.
Утром она проводила меня на вокзал, договорилась с проводником, чтобы те меня опекали, и я с ней попрощалась.
Проводники меня и вправду опекали, поили чаем, угощали печеньем. В Лиепае посадили меня на автобус, и я доехала до воинской части.
Саша бросился ко мне, мы не могли разжать рук. Итог той встречи – моя первая беременность.
Какими же глупыми, неопытными детьми мы были!
В Москве, осознав свою непростую ситуацию, первым делом я пошла к Сашиной матери. Лидия Ивановна, которая вроде бы хорошо ко мне относилась, выслушала меня и сухо, твердо сказала:
– Нет, Лена. Ребенка не будет! Это исключено! Врача найти помогу и денег дам.
Я ушла, и больше Сашина мать ни разу мне не позвонила.
А в моем доме зрел заговор, о котором я, естественно, ничего не подозревала. У мамы была подруга-почтальонша. И мои, и Сашины письма проходили перлюстрацию – как в первом отделе секретного учреждения. Из моего письма мама узнала и про мою беременность. И тогда было решено, что Сашины письма мне отдаваться не будут.
Ну, а раз любимый, узнав подобную новость, бросил, то уж куда этой дуре рожать! Так думала моя мама, так думала моя несостоявшаяся свекровь. Весь мир был против меня – маленькой, тоненькой, одинокой и глупой девочки, всеми силами борющейся за любовь и счастье.
Я снова была никому не нужна.
Поступление в институт откладывалось. Мама продолжала настаивать на аборте: «Ты никому не нужна с этим ребенком! Ни Саше, ни мне, ни его семье». А я, несмотря ни на что, твердо решила, что буду рожать!
Поддержала меня тетя Ася, соседка из бабушкиной и дедушкиной коммуналки: «Ох, девка! Рожай! Вот я залетела в шестнадцать лет и сделала аборт. А потом залетела только в сорок! И родила больного парнишку. Не стоял, не ходил и ложку не держал. Вот я его в детдом и сдала. Ох, лучше бы я родила в шестнадцать! И был бы у меня сейчас здоровый ребеночек, радость и помощь!»
А пока я сутки напролет рыдала, моя мать готовила аборт на дому.
В то время я работала на часовом заводе. Был у нас там и инструментальный ансамбль – модная штука по тем временам.
В инструментальном молодежном ансамбле, где я была солисткой, был гитарист Сережа, хороший парень, мой преданный друг. Сереже я рассказала про свои страдания и свою несчастную первую любовь, показала ему Сашины письма. Вообще, вся компания наша меня поддержала, как могла. А Сережа решил все быстро и просто. «Выходи за меня замуж! Я ни на что не рассчитываю, просто распишемся и «прикроем твой грех»», – смеялся он.
16 октября 1976 года я вышла замуж. А в мае должен был вернуться мой Саша. И я ждала этого мая, как… Не знаю, ждала ли я в жизни чего-нибудь больше, сильнее!
На деньги, скопленные на инструменты для нашего ВИА, мы с Сережей справили нашу невеселую свадьбу.
И тут мама совершила еще одну дикую вещь – накануне свадьбы пришла к Сашиной матери и рассказала, что я беременна от другого человека. А та даже и виду не подала, что знала о беременности! Ни слова об этом!
Я оценила.
Мама на нашу свадьбу не пришла, был только папа.
А вскоре мама получила квартиру, и я осталась в нашей с ней комнате полноправной хозяйкой.
Мы с Сережей обклеили шкафчик цветной бумагой, запаслись продуктами – крупами, мукой, картошкой – и начали вести хозяйство, делая вид, что мы муж и жена. Именно делая вид – мой молодой муж спал отдельно на раскладушке. И между нами по-прежнему ничего не было!
В апреле я родила здорового и красивого мальчика, так похожего на отца! Я беспрерывно плакала, разглядывая своего маленького сыночка.
И еще – я ждала мая! И ничем другим не жила! Я ждала любимого – считала часы и минуты.
Мама не встречала меня из родильного дома, пришел только Сережа и, конечно, подруги. В нашей тринадцатиметровой комнате мы зажили по-соседски дружно, мирно, но невесело. Сережа носился с моим Димкой – стирал, гладил, гулял, вставал по ночам.
В нашей коммуналке жили тринадцать соседей, не было ни горячей воды, ни ванной комнаты И было очень шумно – второй этаж, в окна страшно дуло – ветер просто гулял по комнате. Пришлось забить щели газетной бумагой, стало чуть теплей.
Как-то жили. А что у меня на душе – разве это кого-то волновало?
Домодедовский дядя Федя, у которого до замужества жила мама, к тому времени умер, а дом оставил ей в наследство. Туда мы и уехали на все лето.
И снова будни – череда обычных дней, одинаковых, словно близнецы.
Однажды в один из таких дней я варила обед, поглядывая в окно, и увидела, что по дороге идет Саша. Поняла, что он все знает – общих знакомых вагон! Знает, что я вышла замуж, знает, что родила. По его глазам я понимаю, что об остальном он не догадывается. Мы вцепились в друг друга и не могли оторваться.
В окно смотрела бабушка Оля, которая держала на руках нашего сына. Я бросила на нее взгляд и увидела, что она что-то бормочет. Молитву? Чтобы господь меня вразумил?
Саша хочет меня забрать.
– Куда? – спрашиваю я.
– К себе! – коротко отвечает он.
– Я не поеду к тебе и вообще… Никуда не поеду.
Мы, обнявшись, сидели на берегу речки и плакали. Два несчастных, одиноких ребенка, растерянных, беззащитных, не понимающих, что делать с этим огромным несчастьем. И что делать с нашим счастьем – с нашей любовью.
Чувствую спиной чей-то взгляд. Оборачиваюсь и вижу, что стоит Сережа. Мой верный муж. И мой верный и преданный друг.
– Поздно, – говорю я Саше.
Встала с земли, отряхнула юбку. Ничего нельзя изменить! И я медленно подошла к мужу, взяла его за руку, и мы пошли домой.
Дома села на стул – кружилась голова, ни одной мысли, ни одной. Пустота в сердце, в душе. Пустыня. Меня словно не было – растворили.
Сережа обнял меня за колени и пробормотал:
– Спасибо тебе, спасибо!
И заплакал навзрыд.
А мне показалось, что в этот момент я умерла. Саша приезжал еще много раз. Стоял под воротами дачки, караулил меня на улице, в магазине – да где угодно.
Я умоляла его оставить меня в покое, не мучить, у меня семья, муж, ребенок.
