С самого начала Павлу было ясно, что не стоит портить отношения с Мурдоком. Если ненависть Глора проявлялась в неожиданных вспышках бешеной ярости, то Мурдок скорее всего, выбрав момент, нанесет своему противнику один точный, неотразимый удар. Как враг Мурдок был намного опаснее Глора.
– А не найдется ли мне место при дворе Мурдока Великого? – с полуулыбкой, которую можно было истолковать двояко, спросил Павел.
Деревянное лицо Мурдока дернулось.
– Вы уже не хотите возвращаться в Реальный мир? – с некоторым удивлением спросил он.
– Что мне делать там, когда здесь открываются такие роскошные перспективы? – вопросом на вопрос ответил ему Павел.
Мурдок не без удивления хмыкнул. Парень даже более интересный, чем ему показалось вначале.
– Об этом мы еще поговорим. Возможно, вы будете мне полезны и в Реальном мире. – Мурдок наклонился вперед и постучал набалдашником трости по пластику шлема. – Ну что, начнем нашу совместную работу? – он особо надавил на слово «совместную».
– Да, – уверенно, без тени сомнения на лице, ответил Павел.
Мурдок поднял руку, чтобы убрать защиту от Глора, и вдруг снова опустил ее.
– Последний вопрос, – он пристально посмотрел на Павла. – Ответьте мне, только честно: почему вы сбежали от ди Катнара?
– Он не доверял мне, – абсолютно не покривив против истины, ответил Павел.
Глава 33
Отряд всадников остановился возле невысокой, покосившейся изгороди. – Святилище солнцепоклонников там, – сказал один из горцев. – Дальше мы с вами не пойдем.
– Что ж, спасибо, что проводили. – Шайха спрыгнул с коня и отдал поводья горцу.
Следом за ним спешились Гайно и Глумз.
Трое горцев прощально подняли вверх руки, развернулись и, ведя за собой коней без всадников, поскакали назад к своему селению.
Гайно просунул голову в дыру в заборе.
– Ничего особенного, – сообщил он остальным. – Развалины как развалины.
Перебравшись через забор, они оказались на краю довольно высокого, крутого, поросшего травой и кустарником склона. Внизу, как в чаше, образованной зелеными боками холмов, лежали руины некогда, должно быть, грандиозного и величественного святилища. Все три здания, составлявшие единый архитектурный комплекс, были выстроены из белого с чуть розоватым оттенком мрамора. Высокая, острая двускатная крыша сохранилась только на одном из них, центральном, к которому вела широкая, вымощенная плитами аллея между двумя рядами полуразрушенных колонн с изогнутыми перекрытиями.
Спуск вниз занял немного времени. Задерживаться здесь надолго не собирались, поэтому шли налегке.
– Пилат говорил о подвале главного храма, – сказал Гайно.
– Это, похоже, тот, в центре, – откликнулся Глумз.
Но первым на их пути стоял небольшой храм с провалившейся крышей и раскрытыми настежь створками ворот.
Глумз не смог удержаться, чтобы не заглянуть внутрь.
Пол устилали обломки обрушившихся вниз плит перекрытия. Солнце стояло в зените, и его яркий, пронзительный свет заливал всю внутреннюю площадь храма. Скользя по гладко отшлифованной поверхности мраморных стен, он оттенял и делал необычайно отчетливым барельеф, выполненный искусным мастером по верхнему ряду плит.
Люди, поклоняющиеся восходящему солнцу, и люди, оплакивающие его уход. Два зверя с очень длинными, плотно переплетенными шеями. Соловей, поющий на розовом кусте, на ветке которого распустился живой, полный сока и розового эфира бутон, который просто не мог не пахнуть! И рядом – двое людей с искаженными злобой лицами, сдавившие друг друга смертельной хваткой. Над ними – орел, несущий в когтистых лапах стрелу.
– К чему все это? – спросил кто-то.
– А так, ни к чему, – ответил кто-то другой.
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Может, и понимаю, да тебе не скажу.
Глумз оглянулся по сторонам.
Вокруг – никого.
– Что это он так дергается?
– Боится, глупый.
– Боится? Чего?
– Неизвестности.
– Надо бы ему сказать, чтобы не боялся.
– Попробуй, скажи, – напугаешь еще больше.
Так это, наверное, и есть голоса, о которых говорил Йорк Ор! Где же они?
– Кто вы такие? Где вы? – крикнул в пустоту Глумз.
– Ты слышал, он кричит, – захихикал один голос.
– Кричит, – согласился другой. – Чудак.
– Все они, обремененные тяжестью собственного тела, чудаки.
– Конечно. Им незнакомо чувство отрешенного от всего полета.
– Как ты думаешь, он еще долго будет искать нас?
Глумз в ужасе схватился за голову. Разговор двух чужих голосов происходил внутри его мозга! Постепенно возникало чувство, что мозг раскалывается на две половины, и одна из них пытается вытолкнуть другую из черепной коробки, как кукушонок выталкивает из гнезда яйцо своих приемных родителей.
– По-моему, он догадался.
– Да, похоже.
– Может быть, сам уступит?
– Давай попробуем.
Резкая, жгучая боль обхватила голову стальным обручем, медленно стягивающимся, выжимающим кровь и соки из мягкой, податливой плоти. Перед глазами поплыли черные круги. Боль была настолько пронзительной, что у Глумза не осталось сил даже для того, чтобы закричать. Он упал на колени, зажав голову локтями, и тихо, сквозь зубы, заскулил.
– Кажется, он не хочет нам помочь, – произнес первый голос.
– В чем? – прохрипел Глумз.
– Он что-то сказал? – спросил все тот же голос.
– В чем я должен вам помочь? – простонал Глумз.
– А, все-таки согласен! – обрадовался голос. – Эй, почему ты молчишь?
Этот вопрос адресовался не Глумзу, а второму голосу, который куда-то пропал.
Пока второй голос молчал, Глумзу показалось, что боль, сдавившая голову, несколько ослабла. Он приподнял голову с колен.
– Я хотел бы сказать… – начал, вновь появившись, второй голос, и раскаленная кочерга тотчас же снова принялась ковыряться в голове Глумза.
– Что вам надо? – подвывая, вскрикнул Глумз, не давая второму голосу закончить фразу. – Что вам надо?! Что вам надо?! – иступленно кричал он, колотясь лбом о колени.
– Да прекрати же ты, наконец, – прикрикнул на него первый голос. – Эй, где ты?
– Я хочу сказать… – послышался где-то вдалеке второй голос.
– Убирайтесь! – взвизгнул Глумз.
Второй голос пропал окончательно, и Глумз почувствовал, как постепенно отпускает боль. Но все еще оставалось чувство присутствия кого-то или чего-то чужеродного внутри собственного «Я».
