На работе – очередная запендя с подключением коммуникаций к только что построенному жилому комплексу.
Пару раз к нам в гости приходит Калерия. Она приходила и раньше, но теперь меня заранее ставят в известность о ее визитах.
– Что ты делаешь сегодня вечером, Анюта? – вкрадчивым голосом спрашивает Ма.
– Уроки. – Я по-прежнему говорю то, чего она ждет от меня.
– Зайдет тетя Лера. Она давно тебя не видела. Присоединишься к нам?
Ма никогда ни на чем не настаивает.
– Зачем?
– Посидим. Посплетничаем по-девчоночьи.
– Ну, не знаю.
– Хотя бы чаю с нами выпьешь?
– Хорошо.
Чаепитие с Калерией проходит в обстановке полного взаимопонимания.
– Как дела в школе, Анечка? – ненавязчиво спрашивает Калерия после того, как они с Ма обсудили кучу вещей, включая нового Калериевского бойфренда. Бойфренд проходит по разряду «безусловного и поучительного опыта», вот они и не стесняются.
– Супер. Мои дела – супер.
– А учеба как?
– Супер. Вот, выдвинули на районную олимпиаду по алгебре. Но она совпадает по времени с олимпиадой по русскому. Городской. Не знаю, что выбрать.
Калерия подозрительно смотрит на меня и пожимает плечами.
– Так русский или алгебра? Вы бы что посоветовали, тетя Лера?
– Не врать! – взрывается Ма, впервые в жизни засовывая свою эмпатию куда подальше.
– Историю я тоже подтянула. Исправила с пятерки на сто двадцать два.
– Отправляйся к себе. – Ма все еще не в состоянии обуздать свой гнев.
Ма ведет себе непрофессионально. Очень жаль.
– С физкультурой все тоже очень хорошо. Освоила прыжки в высоту. Это меня мой… э-э… бойфренд натаскал.
– Не испытывай мое терпение, Анюта!
– Вы что, мне не верите? – Я перевожу взгляд с Ма на Калерию и обратно. Щеки и шея Ма покрыты румянцем, затмевающим веснушки. С Калерией никаких видимых изменений не произошло. – Могу показать дневник…
– Что ты такое несешь?! – Из красной Ма становится бордовой. – Какой еще бойфренд?
– Обычный. Его тоже показать?
– По-моему, нужно успокоиться. – Калерия совершает довольно энергичные пассы, как если бы дирижировала симфоническим оркестром. – Вам обеим.
– А я чего? Я спокойна. Вот только покурю – и стану еще спокойнее. Вы еще не бросили курить, тетя Лера? Угостите сигареткой?
– Во-он!! – орёт Ма.
Дурдом. Калерия должна чувствовать себя в своей тарелке.
Прежде чем уйти, уже стоя в прихожей, она советует Ма драть меня, как сидорову козу, офицерским ремнем, желательно – его пряжкой. Причем драть строго по расписанию, перед завтраком и после ужина, выходные и праздничные дни – не исключение. Иногда это – последний довод королей, когда все остальные средства исчерпаны.
Ма, несомненно, королева.
Слушать врачебные рекомендации Калерии мне не особенно интересно, и потому я плотно закрываю дверь в свою комнату. Через пятнадцать минут в нее скребется Ма, вновь обретшая способность к эмпатии.
– Анюта?
– Да.
– Тяжелый выдался вечерок, нет?
– Обычный.
– Я была неправа. Прости, детка. Мы давно не говорили…
– Совсем недавно говорили.
– Может быть, дашь мне еще одну попытку?
– Конечно.
Вошедшая в комнату Ма – воплощенное спокойствие.
– Показательные выступления тебе удались, Анюта.
– Тебе тоже, Ма.
– Честно говоря, я не против эпатажа, дорогая. Но. Для него необходимо время и место, чтобы весь этот… мм-м… перфоманс не выглядел убого. Ну, и чувство меры никто не отменял.
– Так это же эпатаж! Чувство меры ему противопоказано.
– Возможно, ты и права. – На щеках Ма снова проступает румянец. – Но вопрос в том, кого ты решила эпатировать. Мы с тетей Лерой – не твоя целевая аудитория.
– Ну да. Ты права. Надо было потренироваться на Тёмке.
– Предлагаю остановиться.
– Хорошо.
– А теперь скажи… Что это за разговоры о бой-френде? У тебя появился мальчик?
– Ты против?
Ма устраивается в моем кресле у стола и забрасывает ногу на ногу. Блокнот и ручка – вот чего ей не хватает для начала операции по извлечению гадости из моего подсознания.
Слой за слоем.
– Почему я должна быть против? Вовсе нет. К тому же тебе скоро четырнадцать.
– Как Джульетте. Ага.
– И… кто же Ромео? – Самообладанию Ма можно позавидовать.
– Ты его не знаешь.
– Так познакомь нас, дорогая. Я буду рада видеть его в нашем доме.
– Ну… Со временем. Может быть.
– Хорошо. Надеюсь, про сигареты ты упомянула для красного словца.
Я молчу. Так долго, что в глазах Ма начинает нарастать тоска по офицерскому ремню. Мне ничего не стоит сказать ей то, что она так хочет услышать.
Но я молчу.
– Я задала вопрос, детка.
– А… можно я тоже задам вопрос?
– Конечно.
– Как ты относишься к бабушке?
Брови Ма ползут вверх, а веснушки темнеют. Меньше всего она ожидала от Анечко-деточко такой подставы.
– Сложно, – наконец произносит Ма. А потом добавляет: – Сложно, но уважительно. Она, безусловно, незаурядный и яркий человек.
– А по-моему, она сволочь. И никого в грош не ставит. И лучше было бы, чтобы она сгорела в аду.
– Анюта! Прекрати немедленно!
– Но ты ведь тоже так думаешь. Разве нет?
Именно так Ма и думает, я знаю это точно. Она столько раз высказывала Папито неудовольствие его семьей. И главой этой семьи. Не было случая, чтобы Ба не унизила тех, кто попадает в поле ее зрения. И Ма – первая в этой бесконечной очереди на унижение.
– Нет. Я так не думаю.
– Значит, незаурядный и яркий человек? Достойный уважения?
