19 июля. Три месяца.
Худая. Ссадины и мозоли.
Корм для животных в желудке.
Исчезла за три месяца до того, как была найдена.
Голоса вокруг постепенно исчезали, а Миа все больше погружалась в изучение фотографий.
Все должно было быть так.
Кто-то держал ее в плену.
Здесь. В Норвегии. Пока обычные люди вставали по утрам, прощались с любимыми, шли на работу, болтали за ланчем, забирали детей из детского сада, ужинали, убирались дома, смотрели новости, ложились спать, выключали ночники в ожидании нового дня, семнадцатилетнюю Камиллу Грин где-то держали взаперти, морили голодом почти до смерти, напуганная, она была совсем одна.
Миа Крюгер сделала глоток «Гиннесса», сжала губы и изо всех сил попыталась не позволить этим мыслям захватить себя, снова отправить ее туда, где она была меньше двадцати четырех часов назад. Это зло. Эта тьма.
Пойдем, Миа, пойдем.
Нет.
Ну пойдем же, Миа.
Нет, не сейчас.
Мы можем быть вместе?
Нет, Сигрид, я должна…
– Повторить вам напиток?
Мию Крюгер вернул к реальности стоявший перед ней официант.
– Что?
– Еще? – кивнул пожилой мужчина с бабочкой, показав на пустые бокалы на столе.
– Да, спасибо, – кивнула Миа, натянуто улыбнувшись.
Официант вежливо кивнул, вернулся с двумя полными бокалами и снова исчез.
Черт.
Миа убрала папку с фотографиями в сумку, дрожащими пальцами взяла маленькую стопку ликера и осушила ее.
Черт побери.
Может быть, у нее больше не было этого. Этого особенного таланта. Способности видеть то, что другие не видят. Из-за этого Мунк забрал ее из Высшей школы полиции, даже не дав ей доучиться. Может быть, он и прав, тот психолог с тоненькими усиками.
Мне кажется, вы болеете из-за своей работы.
Вы слишком сильно переживаете.
Я думаю, работа убивает вас.
Миа отложила ручку и надела куртку. Вежливо кивнув охранникам, она вышла на улицу немного подышать свежим воздухом. Нашла себе стул, села и прислушалась к разговору двух бизнесменов, курящих и обсуждающих какую-то транзакцию, произведенную в течение дня.
Он украшает ее.
Она попробовала отмахнуться от этого, но ничего не вышло: это чувство подкрадывалось все ближе.
Он украшает ее. Светлый парик. Цветок во рту. Он делает ее красивой. Готовит ее. Камиллу. Она голая. Девственница. Он собирается использовать ее для чего-то. Здесь есть что-то скрытое от наших глаз.
Шатаясь, Миа прошла мимо охраны обратно к своему столу и снова положила ручку на бумагу.
Он?
Или их несколько?
Она подозвала официанта, и тот принес новую порцию. Миа чувствовала, как все начинает распутываться, в унисон с тем, как алкоголь овладевал нервами в ее теле. Ручка стала легче двигаться по бумаге. Тут что-то есть. Ее телефон завибрировал на столе, на дисплее высветилось «Холгер», но она не стала отвечать.
Мы что-то не увидели.
Миа сделала еще глоток пива и попыталась снова. Парик. Зачем этот парик? Камилла не была блондинкой. Из-за этого? Блондинка? Она должна была быть блондинкой? Потому что?.. Семнадцать лет. Юная. Скандинавского типа. Блондинка. Худая? Он морил ее голодом, потому что хотел, чтобы она похудела? Поэтому он держал ее в плену? Чтобы она выглядела так? Именно так? Ручка носилась по бумаге все быстрее по мере того, как исчезала комната вокруг. Она должна выглядеть так. Иначе в этом нет смысла. Ее нельзя окружить свечами, пока она не будет выглядеть так. Поэтому она лежит там. Парик. Худая блондинка. Она не может быть самой собой. Она не должна быть самой собой. Там лежит не Камилла. Кто-то другой. Кто лежит там? Кто ты?
Миа залпом выпила «Егермейстер», даже не заметив, пока ручка продолжала бегать по бумаге.
Подарок.
Свечи и перья.
Это упаковка.
Цветок.
Она – это подарок кому-то.
– Повторить?
Застигнутая врасплох, Миа оторвалась от своих записей, не вполне понимая, где находится. Она уже подбиралась к чему-то, далеко в каком-то своем месте, но реальность снова разбудила ее.
– Повторить вам напитки?
– Да, – быстро кивнула Миа, попытавшись вернуться к тому месту, где остановилась, но то состояние исчезло, вокруг – только пьяные люди с пивом за барными стойками, и теперь она почувствовала, как много выпила, с трудом различая, что на дисплее ее телефона.
Мунк.
Он звонил шесть раз.
И прислал сообщение.
Где ты? Позвони.
Она нашла его номер и попробовала взять себя в руки, слушая гудки на том конце провода. Миа не совсем понимала, почему, но в Мунке что-то было. Что-то, из-за чего ей было стыдно перед ним. За то, что она так много пьет. За то, что подавлена. За то, что ей хочется просто исчезнуть. Он возлагал на нее такие большие надежды – наверное, поэтому. Она хорошо помнила ту встречу в кафе, когда он забрал ее из Высшей школы полиции. Он старался представить все так, что ей очень повезет, если она получит место в новоиспеченном отделе расследований, который он возглавит, но на протяжении всего собеседования было настолько очевидно, что он хочет заполучить ее любой ценой, что она совсем не нервничала и не переживала. Он такой хороший, Холгер. Этим он так ей нравился. Он не любит говорить о чувствах, но его всегда видно насквозь. Ей, по крайней мере. Добрый. Хороший человек. Наверно поэтому она почувствовала угрызения совести. Ее талант. Он рассчитывал на нее. Верил в нее.
Пойдем, Миа, пойдем.
Официант вернулся с новой порцией, когда она услышала низкий голос в трубке.
– Да? – проворчал Мунк.
– Да?
– Я слушаю, что?
– Это я тебе слушаю, ты звонил? – пробормотала Миа, в надежде, что это прозвучало более-менее трезво.
– Да, – отстраненно ответил Мунк, как будто был чем-то занят и забыл, что звонил ей.
– Есть новости? – спросила Миа.
– Ээ, извини, да.
– Что там?
– Получил два телефонных звонка пару часов назад, первый из «Дагбладе», второй из «ВГ», – сказал Мунк, вернувшись к разговору. – Карты раскрыты, скажем так, они собираются напечатать фотографии с места преступления завтра. Наверное, они уже появились в интернете.
