– Почему он в велосипедном шлеме?
– Отказывается его снимать, – сказала Аннете Голи, пожав плечами.
– Я в это не верю, – сказала Миа, откусив еще кусочек яблока.
– Почему? – спросил Мунк.
– Да брось, Холгер. Газеты выпустили это дело ночью. Сколько раз мы через это проходили? Сколько видели людей, которые хотят признаться? Черт его знает почему, но некоторые же делают все что угодно, лишь бы привлечь внимание. Честно говоря, я не понимаю, зачем мы здесь сидим. Ты получил мое сообщение, Холгер?
Мунк видел, что его молодая коллега была не на шутку раздражена.
– Я весь день сидел на допросе.
– Рисунок там, в Центре верховой езды, – сказала Миа, не отрывая взгляд от человека в белом велосипедном шлеме.
– Какой еще рисунок? – спросил Мунк.
Миа не ответила.
– Аннете? – сказал Мунк, повернувшись.
Светловолосая Аннете, полицейский адвокат, покачала головой – похоже, она и сама была раздражена тем, что, по мнению Мии, они зря теряют время. Перед собой она держала папку, содержимое которой, очевидно, не показывала Мии до приезда Мунка.
– Я тоже не идиотка, – сказала Аннете, положив на стол перед ними две фотографии.
– Джим Фюглесанг. Тридцать два года. На пособии по инвалидности. Одет в белый велосипедный шлем, отказывается его снимать. Пришел сам. Признался в убийстве. И да, я тоже не первый день работаю и понимаю, что ложных признаний много. И я бы не позвонила, если бы он не принес вот это.
Она пальцем ткнула на фотографии, которые только что выложила на стол. Миа отвела глаза от мужчины в соседней комнате и уставилась на фотографии.
– Вот дерьмо, – сказал Мунк.
– Точно, – сказала Аннете Голи с видом триумфатора.
– Какого?.. – воскликнула Миа, повернувшись к Аннете.
– Именно, – сказала Аннете, сложив руки на груди.
Две фотографии. Снимки были не резкие, но то, что на них было изображено, не вызывало сомнений.
– Не понимаю, – сказала Миа.
– Я ведь сказала, что мы взяли его, – улыбнулась Аннете Голи.
– Ладно, – сказал Мунк, поднимаясь. – Давай послушаем, что нам скажет этот отчаянный.
29
Габриэль Мёрк сидел на стуле в переговорной, пока Людвиг Грёнли вешал фотографии на стену. Габриэль никому об этом не говорил – ему же не хотелось показаться восторженным юношей, – но у молодого хакера был очень захватывающий день на работе, наверное, лучший с самого начала.
Он работал на выезде, присутствовал на допросах в «Садоводстве Хурумланне». Обычно это была прерогатива Мунка, Мии и Кима Кульсё, но из-за объема этого дела, или, может быть, количества людей, которых надо было допросить за один раз, Мунк отправил их всех, всех, кроме Ильвы – ее оставили держать оборону в офисе, и казалось, она очень завидовала всем остальным.
Габриэль ее хорошо понимал. Он тоже поначалу чувствовал себя чужаком, не понимал порядки и кодовые слова, бывшие в ходу у остальных в команде, многое было ему недоступно, но теперь все изменилось. Это было своего рода боевым крещением. Он улыбнулся про себя и отпил большой глоток колы, стоявшей на столе, когда Ильва вошла в комнату и выдвинула себе стул перед ним.
– Вы все-таки делаете это? – спросила коротко стриженная девушка, кивнув в сторону Грёнли, – тот только что повесил на стену фото одной из девушек «Садоводства» и приписал ее имя внизу.
Изабелла Юнг.
– В смысле? – спросил Габриэль.
– Мы ведь взяли преступника, разве нет?
– Пока нет полной уверенности, – сказал Людвиг Грёнли, повесив новое фото рядом с предыдущим и написав под ним имя.
Паулус Мунсен.
– Аннете, кажется, уверена, – сказала Ильва, и Габриэль снова испытал это прекрасное чувство – больше не быть новичком в команде, когда Людвиг повернулся и посмотрел на девушку с короткими волосами.
– Такое уже случалось много раз, – сказал Людвиг, взяв новую фотографию со своего стола.
– Что случалось? – не поняла Ильва.
– Что люди брали на себя ответственность за убийство, которого не совершали, – сказал Габриэль, бросив взгляд на опытного следователя.
– Именно, – сказал Грёнли, повесив еще одно фото на стену.
Бенедикте Риис.
– Она казалась очень уверенной, – сказала Ильва и положила в рот жвачку. – Ну, Аннете Голи.
– Я был бы рад, будь она права, – улыбнулся Людвиг Грёнли, повесив еще одно фото, на этот раз над предыдущими.
Хелене Эриксен.
– Так кто-нибудь что-нибудь слышал? – спросил Ильва.
– Пока нет, – ответил Грёнли, прикрепив еще одно фото.
Сесилие Маркуссен.
– Надеюсь, это он. И мы уже раскрыли дело, – сказала девушка, надув пузырь из жвачки.
– Хорошо бы, – кивнул Грёнли, улыбнувшись ей. – Но пока не получим доказательства, лучше иметь перед глазами всех участников, по-моему.
Он вздохнул и окинул взглядом почти законченный коллаж из фотографий.
– Такая неразбериха, – кивнула Ильва.
– Думаешь? – сказал Грёнли, посмотрев на нее.
– О нет, нет, – спохватилась девушка. – Не ваша стена, нет, я не это имела в виду, я хотела сказать – все это дело. Все так сумбурно, столько людей. Не совсем ясно, с чего начать, понимаете, о чем я?
Грёнли улыбнулся, повесил последнюю фотографию и сделал шаг назад, как будто, чтобы понять, доволен ли он своей работой, достаточно ли наглядный получился обзор.
– На кого мы здесь смотрим? – с любопытством спросила Ильва, оглядев стену с фото.
– На Хелене Эриксен, – сказал Людвиг, поднявшись. – Руководительница «Садоводства», она его основала.
Ильва кивнула.
– Паулус Мунсен. Он у Хелене, как бы это сказать, правая рука. Двадцать пять лет. Раньше был жителем, а теперь такой мастер на все руки.
– Так.
– Два учителя, – продолжил Людвиг, указывая на фото. – Карл Эриксен. Эва Дал.
– И что они сказали? – спросила Ильва.
– Учителя были на Мунке с Кимом, – сказал Людвиг, – так что мы пока не знаем. Это, на самом деле, нездорово.
– Что нездорово? – переспросила молодая девушка.
– Что нам не удалось послушать друг друга и пройти все допросы вместе. Из-за этого возник какой-то хаос во всем деле, ну да ладно.
Седовласый мужчина отступил на шаг назад и еще раз оглядел стену с фотографиями.
– Одни девочки? – спросила Ильва.
