– Сервер был там? На Хансхауген? Там ты нашел видео?
Миа по-прежнему не притрагивалась к бокалам.
– Уллеволсвейен, дом 61, – ответил Сканк. – Я проверил, раньше там была книжная лавка.
– Книжная лавка?
– Со старыми книжками, – кивнул Сканк.
– Раньше?
– Да, раньше была, но сейчас там ничего нет.
– Вы проверили?
– Раньше это был антикварный магазин. Старые книжки. Всякая эзотерика, если я правильно понял. Ну, знаете, сатанисты и подобный народ?
Он криво ухмыльнулся из-за стакана.
– Так сейчас она закрыта? Там ничего нет?
– Пусто, – медленно кивнул Сканк. – Но…
– Да?
– Следы были не совсем явными. Это вполне может быть приманкой, понимаете? Нельзя быть уверенным, что он там вообще был.
– Допустим, – сказала Миа. – А номер два?
– Что за номер два?
– Вы сказали, что есть две вещи, первая и вторая.
Сканк отставил от себя стакан на белую скатерть.
– Да, – сказал он. – И вторая хуже.
Миа не знала, что и думать. Сканк был пьян, хотя выпил не так уж и много.
– И что же это?
– Вы же видели видео, да? – спросил он, перегнувшись к ней через стол. – Вы выяснили? Полиция выяснила? Что это на самом деле такое?
– Что вы имеете в виду? Что это за видео на самом деле?
– Да, – кивнул он.
– Я не знаю, наверное, нет…
Официант опять подошел к ним, слегка намекая, что это последний шанс заказать еще перед закрытием, но Миа отмахнулась.
– Видео, девочка в колесе, вы же его посмотрели?
Хакер с черно-белыми волосами был уже порядком нетрезв, и Миа внутренне порадовалась, что не стала заказывать еще.
– Конечно. Так что за вторая вещь? – спросила она, когда в баре начали выключать свет.
– Что? – переспросил Сканк с помутневшим взглядом.
– Что там со вторым пунктом?
Сканк поставил пустой бокал на стол.
– Это не видео, – сказал он с туманом в глазах.
– В каком смысле?
– Это не видео, – повторил Сканк, посмотрев на нее.
– Как так? Это же было видео! – сказала Миа.
– Нет. Это отрывок из прямой трансляции.
– И что это значит?
Сканк поднял глаза и серьезно взглянул на Мию.
– Они выложили прямой эфир в интернет. Показывали девочку.
– Что? – переспросила Миа, когда официант подошел к ним сказать, что бар закрывается и всем пора домой.
– Это прямой эфир, – повторил Сканк. – Кто-то снимал ее некоторое время, выкладывал в интернет, может, зарабатывал на ней.
– Но как? – сказала Миа, когда к ним подошел охранник.
– Уже поздно, мы закрываемся, – с вежливой улыбкой сказал охранник.
– Как мне вас найти? – спросила Миа, когда они оказались на тротуаре на Хедгехаугсвейен.
Юный хакер надел пиджак и надвинул шапку на уши, когда свободное такси остановилось на улице перед ними.
– Никак, – подмигнул Сканк.
– Но постойте…
– Тёйен, – сказал хакер водителю, сел на заднее сиденье и захлопнул дверцу машины.
51
Шестидесятидвухлетний финансист Хьюго Ланг вышел из своего частного самолета в аэропорте Цюриха и сел в маленький белый «Бэнтли», ожидавший, чтобы отвезти его домой. Дорога до роскошного дома на берегу маленького озера Пфаффикерсее занимала чуть более двадцати минут, и за это время он не обмолвился ни словом с водителем – стареющий швейцарец никогда не разговаривал с прислугой.
Назвать Хьюго Ланга финансистом – возможно, преувеличение, потому что все свое состояние он получил в наследство и ни дня в жизни не работал. Его отец, стальной магнат Эрнст Ланг, умерший семь лет назад, был одним из самых успешных бизнесменов в Европе, и многие, наверное, ожидали, что его сын будет управлять наследством, но Хьюго продал все компании. Он оставил замок в Швейцарии, владение на Бермудах, несколько квартир в Нью-Йорке, Париже, Лондоне и Гонконге, но в остальном столетнее семейное производство «ЛангКрупп» и все дочерние компании перешли в другие руки. Те, кто ничего не унаследовал, дяди, тети, и другие непрямые родственники, сделали все возможное, чтобы помешать ему, – СМИ пестрели заголовками: Потрясенные родственники пытаются остановить продажу через суд, но он не изменил своего решения. Мнение других людей Хьюго Ланга не интересовало.
Он подождал, когда водитель откроет дверь машины, и вошел в роскошный дом, не глядя на людей, помогающих ему снять пальто и шляпу. Он никогда не снисходил до них. Смотреть прислуге в глаза. Им хорошо платили, чтобы быть в его распоряжении двадцать четыре часа в сутки, и он не видел никаких причин тратить на них время. К тому же, у него были дела посерьезнее, сегодняшний день должен был стать одним из важнейших дней за последнее время.
Он всегда занимался коллекционированием, но только когда его отец умер и он унаследовал все деньги, он смог по-настоящему отдаться своему увлечению. Отец был скрягой, но теперь это уже не имело значения, теперь он сам себе господин. Мать Хьюго Ланга умерла, когда ему было четырнадцать, внезапный инсульт, но Хьюго никогда по ней не скучал. Эрнст Ланг умер от рака крови, перед смертью долго пролежав дома в замке, они построили целое отделение только для него, это почти как жить в больнице, и Хьюго иногда туда заходил, не потому, что ему хотелось этого или ему было хоть в какой-то мере жаль старика, а лишь затем, чтобы старик вдруг не решил отписать свои деньги кому-нибудь другому.
После смерти отца он избавился от всего, что могло напомнить о родителях. Фотографии, одежда, портреты на стенах. Он не видел причины хранить это, ему нужно было место для своих коллекций. Он никогда ничего не испытывал по отношению к ним, так зачем держать все это старье в своем собственном доме?
В гаражах во дворе у него стояли машины. Он потерял им счет: он нечасто ездил на них, но любил владеть ими, трогать, смотреть, знать, что они принадлежат ему. В его коллекции в числе прочих были «Хеннеси Веном ГТ», «Порше 918 Спайдер», «Феррари F12 Берлинетта», «Астон Мартин Ванквиш», «Мерседес CL65 AMG Куп», и обычно первым делом, когда он приезжал из путешествия, как сегодня, он прогуливался по гаражам и проводил рукой по некоторым машинам, но не сегодня.
Сегодня у него есть дела поважнее.
Обычно он еще заглядывал в свою аквариумную комнату, но в этот раз прошел и мимо дорогих рыбок. Он отправился сразу в свой кабинет, сел в глубокое офисное кресло, включил компьютер и почувствовал, как сердце забилось сильнее под рубашкой. Это бывало не так часто. Хьюго Ланг редко испытывал эмоции. Когда он что-то себе покупал, случалось, что он мог почувствовать легкое возбуждение. Как тогда, когда он купил самую дорогую на тот момент в мире марку, шведскую золотую марку номиналом три шиллинга 1885 года, единственный экземпляр. Он тайно поставил на нее на аукционе и купил чуть дороже, чем за двадцать миллионов крон, и тогда он почувствовал это, какую-то дрожь в теле, но она быстро прошла. На следующий день он купил дорогое вино, ящик «Dom Leroy Musigny Grand Cru», чтобы попытаться вернуть то чувство, но это не особенно помогло.
