– Вижу, вы зубрили, прежде чем явиться…
Эрван повысил тон:
– Ваши гвозди соприкасались с магией в Нижнем Конго?
– Разумеется, нет. Те, которые целитель втыкает в свои фетиши, навсегда там и остаются. К тому же ритуалы йомбе больше почти не практикуются. Гвозди, что я покупаю, из старых запасов бельгийской компании.
Очко в его пользу.
– В последнее время их у вас не крали?
– Крали. В прошлом месяце целый ящик.
– Вы подали жалобу?
– Это не в моих правилах. Да я, впрочем, и не надеялся, что кто-то кинется искать ящик ржавых гвоздей.
– Мастерскую взломали?
– Нет. И это самое странное.
Эрван не был удивлен: убийца с «Зодиака», настоящий человек-невидимка, мог, разумеется, просочиться под дверью.
– Мои гвозди использовал убийца? – спросил Лартиг.
Полицейский сделал вид, что не услышал. Он снова принялся бродить между исполинами – они находились в мастерской Гефеста, бога огня, кузнецов и вулканов, который сам отливал титанов из бронзы.
– В своих произведениях вы отдаете дань анимистическим культам Конго. А сами вы в них верите?
– Скажем так: мое искусство располагается где-то между языческим самовыражением и мистическим заклятием. Вам понятен такой язык, майор?
– Достаточно, чтобы заметить, что ответа я так и не получил. Наделяете вы свои скульптуры магическими свойствами, да или нет?
– Нет. Я художник, а не колдун.
Лартиг выписал в своем кресле нечто вроде восьмерки на бетонном полу. Контраст в масштабе между этим калекой, скрюченным в инвалидном кресле, и огромными статуями просто поражал.
– Как вам удается создавать подобные вещи?
– Вы имеете в виду: учитывая мою инвалидность?
– В том числе.
– Это просто: у меня есть помощники. Я набрасываю эскиз, определяю материал, руковожу сваркой. Моя команда занимается основными строительными работами. Я беру на себя окончательную доводку, тогда меня подвешивают на чем-то вроде лебедки.
Эрван сказал себе, что этих статистов тоже не мешало бы допросить:
– Вы дадите мне их координаты?
– Без проблем.
– А гвозди вы размещаете сами?
– Всегда. Это момент, требующий огромной точности, и тут руку художника ничто не заменит. Вам знакомо имя Алейжадинью?
– Нет.
– Скульптор восемнадцатого века. Мастер бразильского барокко. На самом деле его звали Антониу Франсиску Лишбоа, но его поразила тяжелая болезнь, без сомнения проказа. И ему дали имя Алейжадинью, что означает «маленький калека». Деформированный, обезображенный, он работал только по ночам, стараясь избегать людских взглядов. Помощники переносили его в закрытых носилках. Ему привязывали к культям инструменты, и он на коленях поднимался по лестнице. И вот так он изваял знаменитых пророков для церкви в Конгоньясе. Понимаете, почему я о нем вспомнил?
Эрван кивнул: Лартиг был Алейжадинью из Двенадцатого округа.
– Перейдем к делу, – ответил он. – Человек-гвоздь – вам это что-то говорит?
– Невозможно интересоваться культурой йомбе и не встретить это имя.
– Что вы о нем знаете?
– Серийный убийца, который свирепствовал в Лонтано, новом городе в Катанге, в начале семидесятых годов.
– Вам знаком его образ действия?
– Он пытал и калечил молодых женщин при помощи гвоздей и осколков. На свой манер он воспроизводил ритуалы йомбе.
– Как и вы.
– Как и я, да. Только я работаю с металлом, и ни одна человеческая жизнь, насколько мне известно, никогда не была пожертвована во имя моего искусства.
– А среди ваших почитателей вы знаете кого-нибудь, кто интересовался бы Человеком-гвоздем?
– Нет. Но я мало общаюсь со своими покупателями.
– Я имел в виду участников «беспредела».
– Рискуя повториться, скажу, что наши собрания придерживаются самого строгого принципа сохранения тайны.
Эрван присоединился к Крипо, фотографирующему гиганта, одна рука которого была поднята, а другая скрыта под лоскутной накидкой из джута. Его глазные орбиты сверкали под стеклянным потолком: скульптор вставил в них осколки зеркала. А обнаженное плечо было покрыто гвоздями и лезвиями, словно сыпью с красноватыми кончиками.
Пришла пора действовать энергичнее.
– Где вы были в последние выходные?
– В Мартиньи, в Швейцарии. Один фонд организует ретроспективный показ некоторых моих работ. Можете проверить.
– А во вторник одиннадцатого сентября в шесть часов вечера?
– Здесь, в мастерской.
– Один?
– Да, один. Я заканчивал скульптуру, которую вы только что разглядывали.
– А в ночь со среды на четверг?
– Пошел на вернисаж во дворец Токио. А потом ужинал с друзьями. Вы это серьезно? Вы меня подозреваете?
– Вы вернулись один?
– Нет. Не знаю, заметили ли вы, но я не вполне самостоятелен: молодой филиппинец Рубен каждый вечер помогает мне. Он может подтвердить, если желаете.
– Вы живете здесь?
Лартиг указал вглубь мастерской:
– Я обустроил себе квартиру с другой стороны.
– А сегодня ночью вы где были?
– Здесь, с друзьями.
Калека вдруг показался бесконечно усталым. Эрван не думал, что несколько вопросов могли до такой степени его утомить. Может, его так вымотала встреча с тупым полицейским. В глазах скульптора Эрван наверняка воплощал идеальный образ мелкого служащего, буржуазного и ограниченного.
– Мы все это проверим, – сказал он, чтобы не выходить из роли. – Вернемся к «беспределам»: в чем они заключаются?
– Это очень раскованные встречи, где каждый волен дать выход своим чувствам.
– Я присутствовал на одном таком в Бьевре, в прошлый четверг.
– Ничего о нем не слышал.
– Может, подражатели?
– Расплата за успех…
– Без шуток, сколько членов насчитывает ваша группа?
– Повторяю, я всех не знаю, и сам термин «члены» не…
– А если попросить вас прикинуть общее число, пусть приблизительно?
– Несколько сотен.
– И в какой форме существует эта группа?
– В том-то и дело, что группы не существует. Кроме тех случаев, когда мы решаем собраться. Внезапно мы объединяем наши желания, и возникающая энергия просто… чудесна.
– Что именно вы делаете на этих сборищах?
