– Без проблем. Он был очень спокоен, но неадекватен. В любом случае он отказался говорить об убийствах или аресте. И в основном рассказывал о своей молодости.
– Я ничего не нашел об этом в вашей книге.
– Моя книга посвящена колдовству йомбе, а не биографии убийцы.
Эрван не сдержал любопытства:
– А в первые годы жизни не случилось ли с ним каких-то событий или травматизма, которые могли бы объяснить его смертоносное безумие?
– Скорее случилось. Фарабо родился в семье разорившихся бельгийских колонов, в верхней долине Лукайи. Отец пил, мать трахалась со всем, что движется, включая негров. Очень рано он оказался предоставленным самому себе и жил среди сельскохозяйственных рабочих, в большинстве своем йомбе. В двенадцать лет прошел через инициацию «кхимба», которая длилась много месяцев.
– В чем она заключается?
– Это есть в моей книге. Прочтите главу…
– Мы уже здесь. Изложите нам вкратце.
Редлих откашлялся – звук металлической щетки по ржавой решетке.
– Первым этапом является обрезание по живому. Боль составляет часть испытания. Потом мальчику дают выпить яд, который его усыпляет. Он символически умирает. Когда он просыпается, ему обривают голову и обмазывают ее белой глиной. И только тогда начинается обучение. Его учат говорить с духами, изгонять их, принимать в себя. «Кхимба» означает «упорствовать», «противостоять»… Ребенка бьют хлыстом, бросают в яму, заполненную змеями, оставляют на многие ночи одного в лесу…
Эрван мог себе представить воздействие такой инициации на европейского мальчишку, одинокого и лишенного опоры.
– А в то время о его исчезновении никто не заявлял?
– Не знаю. Могу только повторить: его родители опустились, а малыш привык жить с черными на стройках или на плантациях.
– По-вашему, именно эти испытания и свели его с ума?
– Нет, но лучше от них не стало. Позже иезуиты забрали его в Катангу.
– В Лонтано?
– Сначала в Лубумбаши. Он окончил школу, а потом был послан в Лонтано, где продолжил учебу на инженера. Именно в тот момент он предстал перед всеми в качестве нганга.
– Вы хотите сказать: перед другими белыми?
– Безусловно, нет. Даже на факультете Фарабо водил дружбу больше с черными, что для того времени скорее необычно. Он считался очень хорошим целителем. Во-первых, потому, что был из Центрального Конго – так раньше называли Нижнее Конго. А еще потому, что он был белым. Считалось, что он водится с самыми страшными духами: горбатым Мболой Мвунгу, который наказывает воров проказой, дрожащим щенком Нзази, который спускается с неба, как молния, и может убить человека, пописав на него…
Эрван и Крипо переглянулись: эта информация совершенно не касалась предмета их расследования.
– Надо хорошо понять одну вещь, – продолжил разошедшийся Редлих, – нганга – это хозяин тайн, враг колдунов и несправедливостей. Это полицейский из иного мира, гарант порядка. К нему приходили семьи «съеденных», к нему обращались за консультацией больные, вожди племен просили о помощи… Фарабо не боялся потустороннего мира: этот мир был полем его действий.
– Если он был так знаменит, его должны были заподозрить в убийствах, разве нет?
– Среди негров, конечно. Но и речи быть не могло, чтобы сказать об этом бельгийцам. Проливать кровь белых, чтобы вызвать духов, – это почиталось поступком большой силы.
Эрван заметил, что судно покачивается. Колебание очень легкое, но достаточное, чтобы дестабилизировать вестибулярный аппарат. Да еще эти запахи. Его стало подташнивать.
– По-вашему, что послужило толчком к первому убийству?
– Представления не имею. Его статус нганга вызывал и зависть, и соперничество. Наверно, он убедил себя, что колдуны ополчились на него, а демоны пожирают рассудок. Ему потребовалось создать очень могущественных минконди. – Редлих вперил остановившийся взгляд в свою кружку. Бакенбарды и взъерошенные волосы придавали ему видок, вполне соответствовавший его роду занятий. – Под конец Фарабо втыкал иголки в собственное тело. Он сам стал нконди! Еще кофе?
Эрван отказался – еще немного, и он блеванет. Скрытый полумраком Крипо даже не ответил. То ли заснул, то ли, наоборот, незаметно делал пометки.
– По-вашему, – продолжил майор, – где теперешний убийца мог услышать о Человеке-гвозде?
– Есть моя книга. Есть Катанга. Там это дело пользуется большой популярностью.
– Когда вы прочли газеты, вы удивились?
– И да и нет. История Фарабо малоизвестна, но в ней есть нечто завораживающее. Молодой паренек, робкий и мечтательный, который на самом деле был сверхмогущественным колдуном. Настоящий супергерой.
– Скорей уж суперзлодей.
– Вы понимаете, что я имею в виду.
Эрван чувствовал себя все хуже: запахи мочи, мокрого дерева, дизельного топлива и обожженное отвратительным кофе горло…
– Анн Симони: вы уже слышали это имя?
– Никогда. Прочел в газете, как все.
– Людовик Перно?
– То же самое.
– Висса Савири?
– Сколько их там у вас еще?
Эрван задавал вопросы для порядка. Ни обширные познания Редлиха в области магии йомбе, ни наличие «Зодиака» не делали его подозреваемым. Хромая нога была решающим алиби.
– Я могу открыть окно? – спросил он, поднимаясь.
– Нет. Мы ниже уровня воды. Выйдите наружу.
Эрван с облегчением вышел на свежий воздух. Крипо последовал за ним, незаметно держа в руке телефон. Он не делал заметок: просто записал свидетельские показания, как репортер.
– Давно у вас тот ETRACO, что пришвартован сзади?
Этнолог, не стесняясь, рассмеялся и бросил потухшую сигарету за борт.
– Ах вот оно что, все-таки подозреваете?
– Почему вы связываете свое судно с убийствами?
– Во всех статьях упоминалось судно убийцы. Модель «Харрикейн».
Эрван не помнил, чтобы он сообщал эту информацию журналистам, но управление было самым мощным распространителем слухов, какое только можно себе представить.
– Вы часто им пользуетесь?
– Никогда. Он давно сдох. Если вам удастся его запустить, с меня причитается.
– Где вы были в выходные восьмого сентября?
– Здесь, на барже. У меня есть соседи: можете их спросить. А что, в тот день произошло убийство?
– А во вторник одиннадцатого сентября в восемнадцать часов?
– Читал лекцию в университете «Париж – Дидро». Три сотни свидетелей. – Он засмеялся в темноте. – Вот это алиби!
Крипо в сторонке теперь пытался подружиться с кошмарной собакой с лисьей мордой.
