– Какие дисциплины?
– Английская литература и история искусств.
– Не медицина?
– Нет.
– Хирургией никогда не баловались? Никогда не кромсали своих подружек-фетишей?
Эрван встал с недобрым видом. Вот он, решительный бой. Нет сомнений: больше ему допрашивать нигерийца не придется. Ирисуанга спокойно смотрел на него снизу вверх. Он положил обе ладони на стол: два подкожных кольца образовали на их поверхности тревожный узор, как будто по ним проходили круговые вены.
– Мне надоели ваши глупости, – бросил он усталым голосом. – Если вы хотите повесить на меня убийства Человека-гвоздя, придется поискать что-то более весомое.
– Я не говорил ни об убийствах, ни о Человеке-гвозде.
Нигерийца обуял искренний смех, ледяной, словно кристаллический.
– Значит, я себя выдал? После всех статей в прессе? После сцены у Лартига? Вы что думаете? Что у африканца вообще мозгов нет?
Эрван подошел к двери и широко распахнул ее:
– Вы свободны, господин Ирисуанга.
– Я всегда свободен.
В коридоре с озабоченным видом ждал Амарсон.
– Законник прибыл, – тихо сказал он.
Ирисуанга присоединился к ним на пороге; он презрительно оглядел обоих полицейских. Машинально Эрван сунул руку в карман и достал телефон. Включил его и проверил сообщения. Левантен. Перезвонить.
– Так, – эксперт перешел сразу к делу, – в семьдесят втором образце, изъятом с Анн Симони, обнаружены следы другой крови.
– Где именно?
– За левым ухом, как с шампанским делают. – Он издал горький смешок. – Наверняка на счастье.
– Какая группа?
– Отрицательная нулевая. Повезло: была бы положительная нулевая, и мы остались бы с носом. Это группа Анн Симони и Людовика Перно.
– Есть что-то особенное в этой группе?
– Она довольно редкая, но все равно остаются миллионы подозреваемых.
– Является ли она специфической для африканских этнических групп?
– Полагаю, нет. Но проверю.
В другом конце коридора Ирисуанга переговаривался со своим адвокатом, тоже африканцем. Вновь прибывший не имел ничего общего с обычными неряшливыми стряпчими, прибегавшими в участок, чтобы вытащить подопечных из очередной передряги. Этот выглядел так, будто он сошел со страниц журнала «Вог для мужчин», – а сейчас три часа ночи.
– По этому образцу ты сможешь определить кариотип?
– Уже занимаемся.
– Продолжай анализы по Людовику Перно.
– Ты не шутишь?
В это мгновение человек с красными глазами повернул голову и бросил на него насмешливый взгляд. Прошли двое полицейских в форме. Эрван не был уверен, но ему показалось, что мутант ему подмигнул.
– И последнее, – сказал Левантен. – Может, это ничего не значит, но нам уже попадалась нулевая отрицательная.
– У кого?
– У самого Тьерри Фарабо. Я проверил по его медкарте в Шарко.
Эрван не желал уступать великим иррациональным страхам: Человек-гвоздь, вернувшийся из царства мертвых…
– Фарабо был кремирован в две тысячи девятом, а у нас еще осталось немало кандидатов на эту роль. Позвони, когда будет что-то новое.
Он вышел из участка в поисках Крипо. Лютнист болтал с караульными на тротуаре, скручивая сигаретку.
– Ну? – рассеянно спросил Крипо.
Усталость только усугубляла его природную расслабленность.
– Лучше не спрашивай. Что там у тебя с медицинскими картами Лартига и Редлиха?
– Думаю, завтра будут.
– И еще мне нужна карта некоего Жозефа Ирисуанги. В участке есть его данные. Предупреждаю, будет непросто: он нигериец и под защитой дипломатического иммунитета.
Вроде бы новые трудности Крипо не ужаснули. Он стиснул сигарету зубами и вынул блокнот:
– Тебя интересуют его прививки?
– Меня интересует его группа крови, как и двух других. А еще все медицинские услуги, которые им потребовались с момента рождения.
Он не мог выкинуть из головы одну мысль: кровь Фарабо в качестве подписи на теле Анн Симони. В совпадение поверить невозможно. Чудо оставалось необъяснимым.
– Ирисуанга… думаешь, это он был в Сент-Анн? – спросил заместитель.
– Я думаю, пора нам плюнуть на синицу и погнаться за журавлем.
– То есть?
– За всем этим делом стоит Фарабо, и не только как пример для подражания.
– Ничего не понял из того, что ты сказал.
Эрван захохотал:
– Я тоже, признаюсь…
116
Гаэль функционировала совершенно автономно, как компьютеры в случае грозы или короткого замыкания. Она не получала ни энергии, ни ощущений от внешнего мира. Однако в своем полусне она ощутила звук медленно открывающейся двери палаты. Но не сразу узнала силуэт на пороге.
Ей пришлось зажечь свет, чтобы приглядеться: последнее из лиц, которые она ожидала увидеть здесь. София Монтефиори собственной персоной.
– Можно войти?
Было около четырех утра (ей вернули часы), а София сияла. Она обладала неувядаемой свежестью, неизменной жизненной силой вечных снегов – ни времен года, ни передышек, постоянная красота.
– Конечно, – хрипло отозвалась Гаэль, машинально приглаживая волосы.
Итальянка взяла стул и устроилась рядом с кроватью.
– Ты пришла с Лоиком?
– Придется тебе привыкнуть видеть меня без него.
– Конечно… – ответила она слабым голосом. – И копы тебя пропустили… в такой час?
– Ты забываешь, что моя фамилия тоже Морван.
Гаэль улыбнулась. Хотела было укрыться за привычной агрессивностью, но душа уже не лежала.
– Ты в курсе? – спросила Гаэль, с усилием приподнимаясь.
– Лоик мне позвонил.
– Я хочу сказать… в курсе всего?
София кивнула, доставая пачку сигарет:
– Здесь ведь можно курить?
Запах в комнате был сам по себе ответом. Гаэль посмотрела на невестку, прикуривающую «Мальборо». Она всегда завидовала ее коже, но сегодня все изменилось: вблизи было видно, что у Итальянки круги под глазами, а кожа блестит, как скверный жир. Она также с удивлением заметила морщинки в углах глаз: их называют «гусиные лапки», но скорее это орлиные когти. Из-за развода?
– Хочешь сигаретку?
– Нет, спасибо. Накурилась уже. Очень мило, что ты пришла меня навестить.
