– Подпишу все завтра утром, и сразу отошлем.
– Как Бельгия?
– Потом расскажу.
– Есть из-за чего нервничать?
Перед глазами опять возникла бледная маска нганга. И обугленные детские тела в морге. Невозможно ответить.
– Предупреди остальных. Совещание завтра в девять.
– Это еще что?
Эрван повесил трубку и обернулся: позади него стояла Гаэль, с взлохмаченными полотенцем волосами, в спортивном костюме. Она взяла с полки боевой нож, лезвие и рукоять которого были сработаны из одного куска металла.
– Нож, которым я очень дорожу, – ответил он.
– Трофейный?
– Почти. Офицер группы вмешательства подарил мне его после одной операции… довольно бурной.
– Ты спас ему жизнь? – усмехнулась она.
– Именно, – сказал он, забирая нож у нее из рук. – Он выкован из металла, после взрыва найденного на развалинах Всемирного торгового центра.
– Мрачновато.
Он посмотрел на нож, слабо поблескивающий у нее в пальцах:
– Это сталь памяти.
– Оружие отмщения, – насмешливо пробормотала она.
– Просто воспоминание. Никто не должен забывать об одиннадцатом сентября.
Она отошла от него, как маленькая девочка, которой вдруг надоело играть:
– Посмотрим кино?
Он сильно сомневался, что у них окажутся схожие вкусы в области кинематографа. Он всю жизнь любил полицейские сериалы, которые, вопреки вероятию, очень его развлекали. Ирреальные до абсурда, они вносили в его профессию нотку фантазии, которой та была абсолютно лишена в действительности. Еще у него имелась целая коллекция полицейских триллеров семидесятых-восьмидесятых годов, время от времени он извлекал фильм, как достают заветную бутылочку вина: «Буллит», «Грязный Гарри», «Французский связной», «Марафонец», «Год Дракона»…
Гаэль спасла положение: кликнула на клавиатуре своего ноутбука последние скачанные пиратские копии:
– Ты уже видел «Координаты „Скайфолл“»? Это лучший Джеймс Бонд.
144
Над ним склонилось лицо.
Лицо младенца-трупа, вырезанное из шлифованного дерева. Его застывшая жесткость наводила на мысль о фарфоре. Черты были африканскими, но бледность лба, удлиненные глаза, крошечный рот, утыканный зубами, вызывали в памяти японские маски. Он был символом несостоявшейся жизни: останки эмбриона, который так и не родился, но мог бы развиться в лимбах смерти. Отсвечивающий в сумерках, как ледяная луна.
Эрван знал, что спит и видит сон, но страх от этого меньше не становился. Он ощущал свою беспомощность перед наблюдающим за ним убийцей. Кричать он не мог, убежать тем более – спал он так крепко, что сон превратился в свинцовый гроб, сковавший и тело, и веки.
Теперь он был Ноно, ребенком-нганга. Он передвигался в параллельном мире, Фарабо вел его, готового к завершающей инициации. Он держал свои ржавые инструменты – молоток, пилу, клещи…
Сейчас он был гол и обмазан глиной, в трансе, ощущая (и в то же время не приемля) окружающие его звуки и образы: буравящие черепную коробку женщины гвозди, проникающие в ее глазные орбиты осколки зеркала, вскрывающая ее грудь ножовка, ее вопли… Дрожащей рукой он протягивал ногти, волосы – возможно, его собственные – Фарабо. Тот осторожно брал их и вкладывал в разверстое тело.
Внезапно белая маска засвистела. Или это был крик жертвы.
Эрван проснулся: в нескольких сантиметрах от его уха звонил мобильник. В темноте он пошарил на полу возле дивана. Прежде чем ответить, глянул на светящийся экран.
– Алло?
– Ты с Гаэль?
Потребовалась секунда, чтобы связать все воедино.
– Да.
– У себя?
– Да.
– Все заперто?
– Конечно. Что происходит?
– Я размотал обратно ниточку Арно Луаяна. Нашел полицейских, которые вели дело о пожаре, тогдашних свидетелей. А главное, получил список выживших детей.
– А что, были уцелевшие?
– Да, несколько…
Эрван перенастроил картинку: образ нганга отошел в сторону, чтобы смениться дымящимися развалинами детского дома.
– И что?
– В этом списке меня насторожило одно имя: Филипп Криеслер.
– Что?
– Ты все слышал. Кажется, так зовут одного из членов твоей команды? Вы называете его Крипо, верно?
Эрван подумал, что все еще спит. Странные ощущения пронизывали все тело, вроде толчков, как если бы он на спине съезжал с лестницы. Филипп Криеслер. Случайность исключена.
Лейтенант-эльзасец. Писарь. Лютнист.
Отец продолжал что-то говорить, но на Эрвана теперь давило другое ощущение. Атмосфера в темной комнате стала более плотной и тяжелой.
Внезапно он понял.
– Я перезвоню, – пробормотал он и дал отбой.
Перед ним вырисовывался силуэт. Он бы узнал из тысячи этот хвост на затылке, плечи усталого атлета, потертый бархатный пиджак.
Крипо неподвижно стоял возле дивана с пистолетом в руке. С тем самым, который он якобы потерял в управлении и которым он, опять-таки якобы, едва умел пользоваться.
Эрван подумал, что образ мечтательного копа-музыканта отлично подходит для детективных романов. Зато совершенно свихнувшийся полицейский, ведущий двойную жизнь колдуна и ждущий своего часа, чтобы уничтожить семью, гибели которой он поклялся добиться, – вот это звучало до чертиков реально.
Полицейский – безумная профессия. Безумие может стать делом полицейского.
– Когда ты поехал в Бельгию, – тихо произнес Писарь, – я понял, что спалился.
Эрван подумал о спящей в соседней комнате Гаэль. Обыскал ли он квартиру? Может, он ее уже убил? Обратил ли внимание на одеяло, подушку, всю экспромтом сооруженную постель в гостиной?
– Спалился даже больше, чем думаешь, – ответил он, стремительно прикидывая варианты. – Мой отец тебя вычислил. Можешь убить меня. Что бы ни случилось, завтра для тебя все будет кончено.
– Возможно, но ты будешь мертв.
Эрван решился на провокацию:
– Мой отец по-прежнему будет жить.
– Кровь новых жертв пробудила великие силы, Эрван. Мне не надо больше ничего тебе объяснять. Выделившаяся энергия просто фантастична: ее хватит, чтобы отравить существование твоего отца до конца его дней. Покоя ему больше не будет.
Глаза привыкли к темноте: Эрван различил руку, сжимавшую девятимиллиметровый. Никаких сомнений в способности Крипо им воспользоваться у него не было.
Выиграть время.
