– Всё. Он не отвечает за свои действия.
– Тогда его нужно поместить в лечебницу.
– Не пори ерунду.
Ее тон означал: «Что бы делала Франция без Морвана?»
Кофе, который он только что выпил, запросился наружу. Он не знал, что вызывает у него бо́льшую тошноту: отец, мать или их бредовое согласие.
Он действительно собрался отсоединиться, когда вдруг решил задать наудачу вопрос:
– Лонтано – тебе это о чем-нибудь говорит?
– Конечно, это город, где мы жили.
– В Катанге?
– Новый город, построенный на доходы от рудников. Город колонистов. Я там жила со всей моей семьей.
Однажды отец сказал ему: «Твоя мать – бескровная дочь единокровной семейки валлонского происхождения, которая уже больше века гниет в Заире. Она одновременно бельгийка и конголезка. Два дерьма в одном флаконе!»
– Перед тем как покончить с собой, Ди Греко написал это слово на листке бумаги – почему, как по-твоему?
– Но… я не знаю.
– Это последнее слово, которое он выбрал перед тем, как умереть. Значит, в той дыре должно было произойти нечто необычайное, верно?
– Может быть, для него… говорю же, я его очень мало знала.
– Подумай. Не помнишь ни одного особого события?
Она вздохнула – и одновременно улыбнулась – и заговорила голосом, который вывезла прямиком с Ибицы:
– Помню одно, очень важное, но не для Ди Греко.
– Какое?
– Там ты и родился, дорогой мой.
53
Морван внезапно проснулся. На мгновение он решил, что у него и провал в памяти, и судороги. Но встряхнулся, приходя в себя. Взгляд на часы: десять минут первого! Узнал свой собственный кабинет на площади Бово. Твою мать. Наверно, он присел на диван и просто заснул. Как старик!
Никто не осмелился его побеспокоить – и менее всего секретарша, которая всегда ждала его появления, чтобы позволить себе хоть дернуться. Он даже не слышал звонка мобильника…
Он проглотил новое ругательство и отклеился от дивана. Первым рефлексом было прослушать сообщения. Никаких новостей ни от Гаэль, ни от Эрвана. Проверил телексы из штаба: обычная рутина. Скоро ему придется объявить большие маневры.
Телефон завибрировал – Морвану понадобилось несколько секунд, чтобы его найти: тот завалился за диванные подушки. Мэгги. Черт, день действительно начинался скверно.
– Я только что говорила с Эрваном, – выпалила она, даже не поздоровавшись. – Он меня расспрашивал о Лонтано.
Морван провел рукой по лицу:
– Он мне тоже звонил. Я разберусь. Что ты ему сказала?
– Что он там родился.
Он подошел к окну и заметил, что на улице прекрасная погода. От этого простого факта у него сжалось сердце. По нему, хорошо бы гроза сгрудила тучи над крышами и потоки ливня поглотили город.
– А ты? – не сдавалась она.
– Ничего. Жду, когда он появится.
– А что за история с Ди Греко? Эта гадская записка?
– Не знаю. Я этим занимаюсь.
– Это связано с делом Эрвана?
– Я жду его. Он все объяснит.
Мэгги помолчала. Потом выпалила:
– Клянусь, если старый псих написал ее, чтобы оживить прошлое, я разрою его могилу и вырву ему глаза собственными руками.
– Говорю же тебе: я разберусь.
Он грохнул трубку, и тут его озарило: во сне он видел Лонтано, это точно, но больше ничего не помнил. Почему вдруг всплыл Заир? Что хотел сказать Ди Греко? Мэгги ошибалась. Адмирал не собирался эксгумировать былые преступления. Он послал ему сообщение – ему, и только ему. Но какое?
Он сунул голову под кран, потом переключил кондиционер в режим холода. Отогнал позорное имя и сосредоточился на срочном: Гаэль. Схватив трубку стационарного телефона, обзвонил своих людей. Из принципа выбрал не тех, кто упустил его девочку. Приказал отдать в расшифровку ее звонки, переписку по Интернету, движения по банковскому счету, передвижения на Vélib (мадемуазель любила кататься на велосипеде), телефонные переговоры и мейлы ее близких, проверить компании такси… Он потребовал также, чтобы ее объявили в розыск и начали поиск свидетелей – пока что только в Париже и окрестностях. Не оставалось времени изображать стыдливого отца.
Когда машина была запущена, он вернулся к Лонтано. Надел очки и зашел в «Гугл». Он сильно сомневался, что обнаружит нечто новое об этой затерянной дыре, но кто знает.
Ни строчки, ни слова о «его» Лонтано. Старый пепел давно остыл. На сегодняшний день бывший город представлял собой груду развалин, поглощаемых джунглями, в самом сердце зоны военных действий. Кстати, если бы там что-то произошло, он узнал бы первым.
Зажужжал телетайп. Морван бросил взгляд на появившиеся строчки, и у него перехватило дыхание. Резким движением он оторвал листок и внимательно прочел: тело молодой женщины – от двадцати пяти до тридцати лет – было обнаружено недавно в одном из старых вентиляционных проемов у причала Гранз-Огюстен, прямо напротив набережной Орфевр. Труп был замечен туристами с речного трамвая около одиннадцати часов – во время одной из ранних речных прогулок – и вызвал волну паники. Полиция прибыла на место. Любые передвижения по воде запрещены до нового распоряжения.
Никакой иной информации телекс не содержал. Никакого описания жертвы. Никакого уточнения причины смерти. Ни слова ни о положении, в котором были найдены останки, ни о том, каким образом тело оказалось в той нише.
Морван снова взялся за телефон. Менее чем через пять минут он получил координаты капитана Сержанта – фамилия звучала как шутка, – «направленного на место происшествия с целью первичного обследования обстоятельств преступления».
Офицер судебной полиции ответил после второго гудка. Новичок в бригаде, он не понимал, кто такой Морван, и знал только его сына Эрвана. Парень совершенно не владел ситуацией. Хуже того, он отнесся к префекту свысока и отказался предоставить ему какую-либо информацию по телефону.
Старик, стараясь сохранять спокойствие, дал ему понять, что если он продолжит в том же духе, то вскоре будет протирать штаны в статистическом отделе префектуры, а не заниматься самым громким убийством конца лета.
– Девушку опознали?
– Пока нет, – заблеял тот. – Она голая и покрыта ранами и…
– Цвет волос?
– Красный.
– Красный?
– Ну, рыжий. Только у нее их осталось не больше половины.
Давление на грудную клетку ослабло.
– Особые приметы?
– Пока ничего не видно. Тело по-прежнему зажато, согнуто пополам, кожа очень пострадала. Ее всю изрезали и…
