Мужик вымучил улыбку – зубы у него были устрашающие.
– Бессмыслица какая-то, – задергался он в своем пуловере от Ральфа Лорена. – Вы вваливаетесь ко мне и…
Он не договорил. Эрван достал свой значок. Он видел, как Пайоль сглотнул: его кадык дернулся вверх и вниз, как шарик в бильбоке.
– Я…
Сутенер поднес руку к воротничку рубашки и свел его концы вместе, как будто это был сфинктер, потом бросил взгляд в сторону столовой.
– Пройдемте ко мне в кабинет, – тихо предложил он.
– Что здесь происходит?
Женщина лет пятидесяти, с круглым пучком, в бежевом кардигане, появилась на пороге двустворчатой двери: ход семейного ужина был нарушен.
– Все хорошо, дорогая.
Она яростно двинулась на Эрвана. С годами он научился опасаться жен: часто в момент обыска или ареста именно они оказывают наиболее ожесточенное сопротивление. Он снова левой рукой достал удостоверение:
– Включите телевизор и оставайтесь в гостиной, пока вас не позовут.
Она глянула на него так, будто собиралась плюнуть ему в лицо. Два подростка появились по бокам дамы, мальчик и девочка: вид у них был совершенно завороженный. Скрестив руки, их мать еще колебалась. Тишина звенела, как натянутая струна.
Пайоль разрядил ситуацию:
– Ступай, дорогая. Ничего страшного. Сейчас вернусь.
Прижимая к себе своих чад, супруга недоверчиво отступила, испепеляя взглядом чужака. Наконец они исчезли.
– В кабинет.
Пайоль кивнул и направился по коридору. Эрван последовал за ним. Рука его лежала на прикладе оружия в расстегнутой кобуре. Он чувствовал себя неуместным. Он чувствовал себя парией. Он чувствовал себя сильным.
В кабинете ничего неожиданного: дорогая мебель, шкафы, забитые старинными книгами, восточный ковер. Настольная лампа струила тусклый свет, наводящий на обстановку глянец, словно воск.
– Сядь.
Мысленно он дал сукиному сыну шанс: полицейское давление, прежде чем давление кулаков. Какими бы связями он ни располагал, вряд ли своднику понравится, если к нему в дом нагрянет полиция нравов. Морван даже не проверил, заведено ли на него дело, и не позвонил коллегам из отдела борьбы со сводничеством: ошибка новичка.
Пайоль не посмел сесть за письменный стол. Он пододвинул стул с бархатной спинкой и рухнул на него, ссутулившись и подобрав свои длинные ноги под судорожно сжатые ляжки. В нем было что-то женственное.
Эрван снова достал мобильник с фотографией сестры:
– Гаэль Морван: слушаю тебя.
– Она? Мы виделись вчера.
– Где?
– В баре «Плазы», ближе к вечеру.
Ребята из внутренней безопасности потеряли ее несколькими часами раньше. Она не хотела, чтобы за ней следили, когда она пойдет на эту встречу.
– О чем вы говорили?
– О работе.
– О той, которую ты можешь подыскать?
– Да, недолгая и хорошо оплачиваемая. Мы договорились о… специфике.
– То есть?
У Эрвана возникло ощущение, что ему загоняют иголки под ногти.
– Ей нужны были контакты… Я должен был удостовериться в ее… компетенции.
Полицейский подумал о заключительной фразе в «Карманнике»
[105]
Робера Брессона: «О Жанна, какой странный путь мне пришлось избрать, чтобы прийти к тебе!» Но путь Гаэль не имел ничего общего ни с карманной кражей, ни с искуплением. Это был путь сознательного саморазрушения и оплаченного порока.
– С тех пор она исчезла. Куда ты ее послал?
Пайоль по-прежнему истекал потом. Его горло задергалось, но он хранил молчание. Эрван ухватил его за пуловер и встряхнул, как коврик в машине:
– Где она, твою мать? Отвечай, или я тебе глаз вырву!
– Она была согласна, – пискнул тот. – Никто ее не заставлял!
– Согласна на что?
– Нечто… особое…
– Объясни.
– Это называется «беспредел».
Эрван отпустил его и отступил, прижав руку к животу. Боль вспыхнула огненной точкой где-то в глубине организма. «Беспредел». Как это слово, три дня преследовавшее его в «Кэрвереке», могло всплыть здесь, в буржуазной гостиной, применительно к его сестре? Возможно, случайность, но для полицейского такого рода объяснение – как ниточка, что рано или поздно все равно порвется.
– Что это? – наконец удалось ему выговорить.
– Ну… речь идет не о сексе. Такой садомазобред. Только доведенный до крайности…
– Ты предупредил ее о риске, которому она подвергается?
– Я сказал все, что знал сам!
– Вечеринка была вчера?
– Сегодня вечером.
Одна боль сменилась другой – так бывает, когда удаляют воспалившийся зуб. Может, еще не поздно.
– Где это происходит?
– Мне очень жаль, но я не могу вам сказать. Это секрет, который…
Эрван вытащил пистолет и ударил сутенера по лицу рукояткой. Пайоль упал на пол и скорчился, прижимая руку ко рту.
– Говори, тварь! Не ту девицу ты нанял. Гаэль богаче тебя и родилась в семье полицейских!
Тот окончательно струсил. На растерянном лице пульсировала жилка. Из носа шла кровь, очки он потерял и бросал вокруг отчаянные взгляды.
– Если я не найду ее этой ночью, тебя заметут за сводничество с отягчающими и я лично позабочусь, чтобы за тобой шла репутация петушка. Знаешь, что с ними делают за решеткой?
Пайоль вцепился в складки ковра, как будто боялся упасть еще ниже.
– Это в Бьевре, – забормотал он, – аллея Сент-Илэр, сорок два.
– Имена организаторов?
– Я не знаю. И никогда не знал. Они очень… скрытны.
Эрван убрал пистолет в кобуру:
– Если ты мне солгал, я вернусь и сожгу, на хрен, твою халупу.
Он направлялся к двери, когда Пайоль его окликнул. Он по-прежнему сидел на полу, опершись на руку, но уже отыскал свои очки. Его остекленевший взгляд пылал яростью.
– Ты не знаешь, куда сунулся, коп паршивый, – прошипел он сквозь свои верблюжьи зубы. – Не знаешь, кто мои клиенты… Это ты скоро закукарекаешь…
Несколько секунд Эрван разглядывал его в полной оторопи. Он уже готов был плюнуть на эту жалкую попытку спасти лицо, но тупой скот – вот ведь гордыня! – зашел слишком далеко.
Пайоль выставил вверх средний палец и проскрипел опухшими губами:
