– Ты ничего не знаешь о жизни! – закричала она, вскакивая. – Мужчины – свиньи! Они способны сунуть тебе член в руку прямо под столом. Заставить облокотиться о раковину и содрать трусики. Запустить руку тебе в задницу в любом темном закоулке!
Эрван побелел. Как настоящий мачо, то есть нечто прямо противоположное тому скотству, которое только что описала Гаэль, он не переносил и мысли, что кто-то дурно обращается с его сестренкой.
Наверно, она прочла это в его глазах:
– Расслабься, я же тебе сказала, у меня все под контролем.
Он направился к двери. Она яростно двинулась за ним:
– В этом моя власть! Для женщины кончать – это все равно что самострел!
Теперь она орала во весь голос, несмотря на открытую дверь. Ярость Гаэль заставила испариться его собственную. Эрван обожал ее и ничего не мог с этим поделать. Ее красота его завораживала. Ее ярость вызывала в нем прилив нежности. К ней вернулась ее природная бледность. Ее голова матрешки, круглая и гладкая, как скульптура Бранкузи. Ее глаза, такие светлые, что напоминали паковый лед в июне, когда он медленно превращается в море…
Он вернулся и сказал самым мягким голосом, на какой только был способен:
– Успокойся, Гаэль. Мы пытаемся оправиться от одной и той же раны, ты и я. Я полицейский, ты девушка из эскорта. Я прячу свою жестокость под личиной закона, ты философствуешь, чтобы оправдаться, но истина проста: никто не в силах изменить наше детство.
Она хотела ответить, но он ее опередил:
– В сорок два года у меня за спиной десять лет общения с психоаналитиками, две язвы, я постоянно хожу к остеопатам и надеваю на ночь специальный аппарат, чтобы не скрипеть зубами. А ты в свои двадцать девять всегда спишь со светом.
– Откуда ты знаешь?
Слезы катились по ее щекам, такие тяжелые и белые, что казались каплями свечного воска.
Он наклонился и поцеловал ее:
– Отдохни. Я завтра позвоню.
68
Лоик был совершенно вымотан, но заснуть не мог.
Вернувшись домой после «Панассиума», он первым делом полез в сейф и перечитал составленный в 2010-м отчет о новых потенциальных месторождениях в Северной Катанге.
Согласно приказам отца, отчет был написан от руки и существовал только в двух экземплярах – один у Морвана, другой у него самого. Конспиративные методы: никаких компьютеров, никаких переговоров по телефону или по Интернету, ни одного цифрового следа любого вида.
Все осталось в тайне. Парни порылись в земле, взяли образцы и увезли их с собой, все шито-крыто. Анализы проводились даже не на месте, а в странах пребывания каждого геолога. Никто в том районе не мог заподозрить, какое немереное золотое дно там скрывается, – до самого минерала было еще не добраться, и только эксперты способны из данных о составе видимой части горы заключить, какие сокровища она содержит.
4:00. Он попытался связаться по телефону с канадцем Гарри Куком, жившим в районе Оттавы. Никого. Он не стал оставлять сообщения, но отправил новый мейл, довольно туманный, с просьбой «срочно» отозваться. Такие же мейлы он отправил французскому и швейцарскому геологам, Жан-Пьеру Кло и Сильвену Дюмеза.
Потом поискал информацию о трех экспертах. Начал с француза, и у него заледенела кровь. Жан-Пьер Кло умер два месяца назад, будучи в экспедиции в Танзании. В телеграммах говорилось о несчастном случае с вертолетом во время возвращения на базу. Авария – унесшая жизни трех человек – осталась необъяснимой.
Лоик задумался. Изыскания в тех краях всегда были сопряжены с риском, но «несчастный случай» мог быть связан и с «Колтано». Кло убрали после того, как он заговорил? Потому что не хотели платить? Чтобы стереть все следы сделки?
Он перешел к двоим остальным. Никакой особой информации о Сильвене Дюмеза, кроме обычных упоминаний в LinkedIn или Viadeo. И ничего особенного про Гарри Кука. Оба специалисты по металлогении и рудному делу, они мотались по всему свету. Лоик выключил экран. Спать, любой ценой. Завтра будет видно. Он встал, отправился на кухню, дверь которой так и оставил открытой, проглотил снотворное. Он ставил стакан в раковину, когда его остановил странный звук. Какое-то поскрипывание, исходящее от застекленной двери.
Застыв, он вгляделся в белые занавески, скрывавшие балкон. Поскребывание исходило от центральной стойки. Птица? Вор? Он жил на четвертом этаже, и не было ничего легче, чем влезть по османовскому фасаду.
Он инстинктивно выключил единственный источник света – светодиодную лампу над рабочим столом – и замер. Прямоугольник штор гипнотизировал его, но за плотной льняной тканью невозможно было разглядеть никакую тень.
К скребущемуся звуку прибавились новые: шепот, потрескивание, скрежет… Кто-то кромсал дерево и сталь, стараясь действовать приглушенно. Снаружи выламывали раму. Лоику показалось, что от него осталась пустая оболочка, резонатор с пульсирующим сердцем в центре.
Он еще мог бы выбежать через входную дверь, но ноги не слушались. Обломки дерева и гипсовая пыль посыпались на паркет. Это сработало как толчок: он метнулся в коридор, но раздались и другие звуки – пилы, дрели, зубило… Ломились и во входную дверь тоже!
Слишком поздно звонить в полицию. Оружия он в доме не держал. Лоик упал на колени. Шум, звяканье, похрустывание, казалось, усиливали друг друга и окружали его со всех сторон.
Входная дверь рухнула с грохотом разорвавшегося снаряда. За спиной раздался оглушительный треск: балконная дверь. Лоик закричал – или он так подумал, – потом, как ребенок, на четвереньках пополз за кухонную стойку. Пока добирался до своего укрытия, он заметил только, как приподнялись белые балконные занавеси: ночной ветер проник в гостиную.
Он обхватил руками согнутые ноги, уткнул голову в колени, подстерегая любой звук. Но теперь его окружала тишина, если только от ужаса у него не заложило уши. Он больше не был способен ни думать, ни принять хоть какое-то решение.
В следующую секунду невидимые руки вздернули его вверх. Он пронесся над стойкой и рухнул на паркет. Инстинктивно свернулся еще больше и прикрыл руками череп – унаследованный еще от рептилий страх ударов. Прошло еще мгновение, и он поднял глаза: кошмар перенесся в реальную жизнь.
Их было пятеро или шестеро. Черные, но разрисованные белым мелом.
У одного из них на лице были изображены кости черепа. Второй был припудрен, как маркиз. Третий походил на тыкву с Хеллоуина: огромные глаза и зубья как у пилы.
Они были с голыми торсами – четкий рисунок ребер, эзотерические знаки, покрытые белым налетом ритуальные насечки. Ад посмеялся и выпустил своих посланников. Лоик осознал, что на одном из этих существ были шаровары, на другом – просто трусы, как на карнавалах в фавелах. И подумать только, а он-то испугался двоих полицейских в Сен-Морисе…
Они заговорили между собой. Пулеметная очередь зубных звуков. Наверняка lingala, язык Киншасы. Он глядел на них сквозь скрещенные руки, ошарашенный их ростом и мощью мускулатуры.
