– Конечно.
– А вы сами что больше всего любите?
– Мне все равно.
Распахнулась дверь, и в комнату, весело улыбаясь, вбежал Антип. Телогрейку он скинул, и теперь на нем была гимнастерка образца сорок пятого года. А странный меховой колпак так и остался на голове.
– На-ка! Примерь! – Антип кинул Дробинину пару новеньких хромовых сапог. – Для себя берег. Но для хорошего человека не жалко.
– Да нет, спасибо, не надо, – принялся отказываться донельзя смущенный таким вниманием к своей босой ноге Игоряша.
– Надевай, тебе говорят! – шутливо притопнул ногой Антип. – Ишь ты! Собрался босиком по болоту шастать!
Игоряша размотал полотенце на левой ноге, натянул новый носок и сунул ногу в сапог.
– Ну, как?
– Точно впору! – топнул каблуком по полу довольный Игоряша.
– Ну и ладно, – подхватив стоявший у стены табурет, Антип присел к столу. – Ну а чего ж не угощаетесь? Давайте, служивые, давайте! Не стесняйтесь! Еда вся своя, домашняя, вкусная…
Подавая остальным пример, Антип положил себе в тарелку картошки, пару антрекотов и приправил все это сверху селедочкой.
Гостей тоже упрашивать долго не пришлось. Все быстро расхватали тарелки с вилками и пустили их в дело. Одна только Тарья сидела, сложив перед собой руки и недовольно поджав губы. Она, даже если бы и захотела, не смогла бы изобразить процесс потребления пищи.
– Вот только спиртного у нас нет, – Антип насадил антрекот на вилку и зубами оторвал от мяса кусок. – Не полагается нам спиртное. Так же как и курево.
– Ничего, – улыбнулся Макарычев. – Мы ведь тоже не на прогулке.
– Слушай, ефрейтор, – процедила сквозь сжатые губы Тарья. – Ты ведь совсем недавно говорил, что это я девушка твоей мечты.
– Говорил, – не стал отказываться Стецук.
– А чего ж ты тогда на хозяйскую жену пялишься?
Не ожидавший такого вопроса Стецук едва блином не подавился.
– А что ж мне, на тебя пялиться?
– А хоть бы и на меня.
– Ты это серьезно?
– А что?
Анжелика сидела на уголке стола, прижавшись спиной к холодильнику, и, обворожительно улыбаясь всем сразу, аккуратно, по чуть-чуть, выбирала вилкой белое куриное мясо. Казалось, она ест не потому, что голодна, а лишь за компанию.
На крыльце хлопнула дверь.
– А, вот и отец Иероним пожаловал! – радостно возвестил Антип и, кинув на тарелку недоеденное куриное крыло, вскочил на ноги.
Обитая дерматином дверь приоткрылась, и в комнату бочком не вошел, а пробрался небольшого росточка, худенький, можно даже сказать, тщедушный человечишко в черной рясе до пят. Поверх рясы на груди у него висел большой медный крест. А вот на голове попика вместо полагающегося по чину клобука был повязан на манер пиратского черный платок. У попика были длинные бледно-желтые волосы со слипшимися, будто от меда, концами, вытянутый крючковатый нос, редкие обвислые усы, тонкие губы и маленькие, будто булавочные головки, глазки.
– Привет всей честной компании, – пропищал тонким голосом отец Иероним.
И небрежно эдак перекрестился на икону. Будто пылинки с плеч смахнул.
– Отец Иероним!
Антип подбежал к попику с широко раскинутыми руками и тут же заключил его в объятия. После чего они звонко облобызались троекратно. Следом за хозяином к попику подплыла Анжелика, сделала книксен и чмокнула отца Иеронима в вялую щечку.
Не дожидаясь особого приглашения, отец Иероним сел на место Антипа. Сам же хозяин присел на край тянущейся вдоль печки лавки, положил ногу на ногу и поставил тарелку на колено.
– А это, – отец Иероним обвел медленным, подозрительным взглядом прочих гостей, – как я понимаю, те самые служивые, которых ты, Антипка, возле озера нашел?
– Они самые, – кивнул Антип.
– И что же вы, ребятки, на болоте делаете? – прищурил свои и без того крошечные глазки отец Иероним.
– Приказ выполняем, – коротко ответил Макарычев.
Поп ему не нравился. Не нравился больше, чем жизнерадостный Антип с его плейбойной женой.
– Ага, – отец Иероним дернул себя за ус и потянулся за курочкой.
Сорвав поджаристую кожицу со спины, он смял ее пальцами и засунул в рот.
– Вы сами-то крещеные? – спросил он, не переставая жевать.
– А какое это имеет значение? – Макарычев даже не пытался скрывать свое недружелюбие.
– Русский человек должон быть воцерковлен, – многозначительно пропищал отец Иероним. – Русский – значит, православный.
– У нас в стране свобода вероисповедания. А церковь отделена от государства. Так что…
– Да знаю я, знаю, – скроив кислую физиономию, замахал на него руками попик. – Радио утром слушаю. Телевизор по вечерам смотрю.
– Хорошо принимает? – спросил Портной.
– Что? – не понял отец Иероним.
– Телевизор, спрашиваю, хорошо принимает?
– Нормально, – кивнул поп.
– А мы без связи сидим… – Игоряша с тоской посмотрел на отрубившийся мобильник и сунул его в нагрудный карман.
– Здесь низина, – объяснил Антип. – Ну, вот, если на взгорок, к примеру, подняться, так там непременно возьмет.
– А с колокольни? – вопросительно посмотрел на отца Иеронима сержант.
– С колокольни – возьмет, – попик сунул в рот кусок селедки и протолкнул ее подальше блином. – Непременно возьмет!
– Попробовать можно?
– Прям щас? – непонимающе уставился на Макарычева поп.
– Да нет, – махнул вилкой сержант. – Утречком.
– Утречком – можно, – елейно улыбнулся отец Иероним. – А вы к нам надолго? Антип говорит, вы какого-то беглого злыдня ищете?
– Ох! – тихо охнула Анжелика, картинно округлила глаза и в показном испуге приложила ладошку ко рту.
– Не волнуйтесь, мадам, – чуть наклонившись в сторону Антиповой жены, по-гусарски улыбнулся Стецук. – Мы здесь, а это значит, что вам ничто не угрожает.
– Кобель, – ехидно процедила сквозь зубы Тарья.
– А что за злыдень? – спросил у Макарычева поп. И тут же, не дожидаясь ответа, протянул свою пустую тарелку Портному. – Положите кусочек мясца, пожалуйста.
– Обыкновенный, – шевельнул плечом Макарычев. – Убийца-рецидивист. Бежал из колонии строгого режима, что под Облонском.
– И как же ему это удалось-то? – Получив антрекот, отец Иероним взял вилку и нож и принялся нарезать его маленькими кусочками.
– Это уже не наше дело, – качнул головой сержант. – Мы не из охраны колонии, а из спецподразделения по контртеррористической деятельности.
