– Нет-нет-нет! – замахал пальцем Игоряша. – Для того чтобы создать требуемый продукт, необходима среда!
– Какая еще среда? – недоумевающе уставился на него сержант.
– Информационная.
– Но мы же сейчас в зоне информационного поля!
– Поле и среда – это не одно и то же.
– Если местные заставляют башни делать то, что им нужно, значит, у них есть эта среда!
– У них, может, и есть, а у нас – нет.
– Нет? – недоверчиво наклонил голову Макарычев.
– Нет, – обреченно вздохнул Игоряша.
– Хорошо! – не теряя оптимизма, потер ладони Макарычев. – Опиши мне, что собой представляет эта среда.
– Это некая субстанция, способная сохранять информацию о погруженных в нее объектах. Та самая розовая слизь, в которой плавают рипы, находясь внутри башенных пузырей.
– Что-то я сомневаюсь в том, что закордонники получают все товары, перемазанные розовой слизью, – с сомнением покачал головой Портной.
– Эта субстанция возникает в момент команды к началу создания объекта и так же быстро исчезает после его завершения. Ее невозможно увидеть. Разве что только на записи, прокручиваемой в режиме замедленного воспроизведения.
– Среду создают сами уины?
– По всей видимости, да.
– Почему же для нас они не хотят постараться?
– Это происходит только в так называемых креативных точках, где происходит сборка объектов. Что-то вроде стола заказов. За кордоном такие есть в каждом доме. И на улицах их полно. Но кто и как определяет их местонахождение, мы не знаем.
– Значит, не добравшись до такой точки, мы патроны получить не сможем?
– Увы, – развел руками Игоряша. – Если и существует какой другой способ, то мне он не известен.
– Фигня все это, – Тарья поднялась со своего места и медленно, покачивая бедрами, подошла к расстеленному одеялу. – Среда, говоришь, нужна? – сверху вниз посмотрела она на Игоряшу.
– Ну да, – кивнул тот. И почему-то зябко поежился.
– Вот ваша среда! – Тарья ткнула пальцем в ведро с водой, что, устраивая гостей на ночлег, принес Антип.
– Там же вода, – непонимающе посмотрел на Тарью Синеглаз.
– Ты никогда не слышал о так называемой памяти воды?
– Что-то насчет того, что молекулы аш-два-о могут как-то там пространственно самоорганизовываться и сохранять память о погруженных в нее предметах? – Петрович откинулся назад и презрительно фыркнул. – Бред собачий! С таким же успехом можно попытаться лечить рак кипяченой водой.
– У тебя есть другие предложения? – посмотрел на Петровича сержант.
– Нет, но…
– Тогда почему бы не попытаться?
– Это глупо!
– Не более глупо, чем пойти к попу на исповедь перед тем, как перерезать себе горло, – заметил Портной.
За несколько секунд лицо Петровича претерпело каскад мимических изменений. Сначала он сурово сдвинул брови к переносице, затем наморщил нос и чуть приоткрыл рот, словно собирался чихнуть. Но, видимо, передумав, опустил уголки рта и выпятил нижнюю губу. Брови снова разошлись в стороны и чуть приподнялись. В уголках глаз появились морщинки. Петрович моргнул и потер левый глаз согнутым пальцем, как будто в него попала соринка.
– Что я должен сделать?
– Тебе нужно сосредоточиться на том, что ты желаешь получить. Не нужно мысленно перечислять все параметры – думай о самом объекте. Представь его себе, почувствуй, каков он на ощупь, как пахнет. Если башня решит выполнить твой заказ, она сама вытянет всю необходимую информацию из твоей памяти.
Пока Игоряша увещевал Петровича, Пущин взял почти полное ведро воды и очень осторожно, будто боясь расплескать, поставил его перед Синеглазом. Выловив плавающий в ведре ковшик, Герасим стряхнул с него капли воды и положил на край расстеленного одеяла.
Петрович заглянул в ведро и не увидел в воде своего отражения. Вода казалась темной, как сама ночь. Темной и непрозрачной. И это было хорошо. Если бы вода оказалась чистой и прозрачной, как в ручье, Петрович, скорее всего, ни за что бы не поверил, что из нее можно что-то выловить. Это ж все равно что воздух пригоршнями загребать. А так у него появилась, нет, не уверенность пока, а слабая надежда на то, что, быть может, что-то и получится. Затея, конечно, глупая…
– Ну, хорошо, – тихо произнес Синеглаз, ни к кому не обращаясь.
Сзади к нему неслышно подплыла Тарья и положила на плечо невесомую руку. Зачем она эта сделала, Тарья и сама не знала. Но чувствовала, что так надо.
Петрович подтянул рукава и медленно погрузил руки в темную воду. По запястья. Вода показалась Петровичу необычайно холодной. Такой, что кончики пальцев защипало, точно на лютом морозе. А может, все дело было вовсе не в температуре воды, а в уинах, которые начали свою работу? Хорошо бы, если так.
Поначалу Синеглаз добросовестно пытался следовать полученным от Игоряши инструкциям. Глядя на воду, в которой будто растворились кисти его рук, он думал о набитом патронами магазине к автомату Калашникова. Он мысленно поворачивал его, чтобы осмотреть с разных сторон, гладил, нюхал, один раз даже лизнул – так, на всякий случай. И при этом он то и дело шевелил кончиками пальцев, пытаясь поймать то, чего не существовало. Спустя какое-то время ему это надоело. Петрович почувствовал, что очень хочет спать. Так сильно, что ему уже почти все равно, что произойдет через час. Ему хотелось лишь одного – чтобы этот час его никто не тревожил. Он мысленно плыл куда-то. А может быть, парил. Не ощущая времени. Ни к чему не стремясь. Не испытывая никаких привязанностей. Хорошо ему было при этом или плохо? Даже это ему было безразлично. Настолько, что даже сердце его не забилось быстрее, когда Синеглаз вдруг почувствовал, что держит в руках какой-то продолговатый, увесистый предмет.
– Ох, и ничего себе! – тихо выдохнул Егоркин, когда Петрович извлек из воды то, что ему удалось создать.
В руках Синеглаз держал небольшой плоский слиток, даже в тусклом свете потайного фонаря отливающий волшебным золотистым сиянием. Петрович улыбнулся, провел по золотому слитку ладонью, будто стирая с него воду, и передал Пущину. Герасим взвесил слиток на руке, ковырнул ногтем и непонимающе поджал губы.
– Это что такое, Петрович? – строго спросил Макарычев.
– Золото девяносто шестой пробы, – расплылся в улыбке Синеглаз.
– Я понимаю, что золото, – кивнул сержант. – Но только на фиг оно нам?
– Дай-ка, – протянул к Герасиму руку Портной. – Никогда еще не держал в руке целый слиток золота.
Пущин отдал слиток Портному и вытер ладонь о полу куртки.
– Это я для разминки, – объяснил Петрович. – Проще сотворить золотой слиток, чем магазин с патронами.
