– Можно, – кивнул поп.
– А солдаты говорили, что у них в вашем поселке вся связь отрубалась. И даже часы по-разному время показывать стали.
– Ну, так то у них, – усмехнулся Антип. – А у нас все работает.
– Ага… – Дагон ткнул пальцем в одну клавишу, затем – в другую. Поднес телефон к уху. – Так не слышно ж ни черта!
– Для того чтобы позвонить, номер знать надо, – терпеливо объяснил отец Иероним.
– Чей?
– Того, кому позвонить хочешь.
– А откуда ж я его узнаю?
– В телефоне записная книжка имеется.
Отец Иероним приблизился к Дагону на полшага и указал на кнопку, которой следовало воспользоваться, чтобы включить записную книжку.
Сосредоточенно сдвинув брови, старик просматривал имена и номера телефонов, пока не наткнулся на то, что требовалось: «Макарычев Сергей».
Довольно усмехнувшись в бороду, Дагон нажал кнопку вызова и поднес телефон к уху.
После нескольких длинных гудков человеческий голос сказал:
– Я вас слушаю.
– Это Дагон! – радостно гаркнул старик.
– Не надо так кричать, – замахал руками отец Иероним.
– Кто? – удивленно переспросил голос из трубки.
– Дагон!
Пауза.
– Это что, шутка?
– Какие еще шутки! – возмущенно подпрыгнул на месте старик. – Дагон! Забыл, что ли? Я ж вас с болота вывел!
– Но… Черт возьми!.. – человек на другой конце линии явно растерялся. – Откуда ты звонишь?
– С болота!
– У вас там что, телефонную будку поставили?
– Не, кто-то из твоих парней, когда драпал, телефон обронил.
– А, понятно… Ну, и как там у вас?
– Да вот разговариваю с местными чубриками, – Дагон кинул насмешливый взгляд на аборигенов. – Пытаюсь убедить их убраться подобру-поздорову.
– И как, получается?
– Нет. Тупые они. Как валенки. И упертые. Как бараны.
– Жалко…
– Слушай, голос у тебя какой-то странный. Случилось чего…
– Я не должен об этом говорить… Самолеты уже вылетели.
– Те самые самолеты?
– Те самые.
– И когда?
– Через четырнадцать минут.
– Ясно. У меня сейчас нет времени, я тебе потом перезвоню.
– Постой!..
Дагон нажал кнопку отбоя и сунул телефон в карман.
– Значит так, юродивые, через четырнадцать минут самолеты с ракетами пройдут над вашим поселком. И после этого здесь ничего не останется. Вообще ничего. Ясно?
– Ну да, – коротко кивнул Антип.
– Ну, так, значит, собирайте быстро свои манатки и валите в иную плоскость реальности. Если, конечно, у вас это получится.
– Мы не можем это сделать, – покачал головой отец Иероним.
– Ты же сам говорил…
– Ты не дослушал историю до конца, – поп впервые перебил Болотного Дедушку. И, кажется, даже не заметил этого. – Примерно через восемьдесят лет после пророчества отца Стокопея было новое откровение юродивому Фимке Трипалову. Фимка сказал, чтобы мы не смели использовать господний дар до тех пор, пока не явится к нам на болота нагой человек и не будет произнесено при нем заветное слово.
– И что ж это за слово такое? – поинтересовался Дагон.
– Мы знаем его, – ушел от ответа поп.
– Ладно, не хочешь – не говори, – махнул рукой Дагон. – Только объясни, на кой ляд сдался вам этот голый мужик, ежели вы слово и без него знаете?
– Слово само по себе не имеет никакого значения. Но господь сказал, что мы должны поступить именно так, а не иначе. И мы не смеем нарушить его завет.
– Начнем с того, что сказал вам это не господь, а юродивый Фимка.
– Господь вложил в его уста свои слова.
– Уверен? – с сомнением прищурился Дагон.
– Конечно, – утвердительно наклонил голову отец Иероним.
– И без этого – никак?
– Никак.
– А пошто вы тогда служивых мучили?
– Мы думали, что их приход ознаменует исполнение пророчества.
– Разве среди них был голый? – удивился Дагон.
– Ну, когда я их встретил, – смущенно забормотал Антип. – Один из них без сапога был.
– Без сапога, говоришь? – переспросил Дагон.
– Ага, – кивнул Антип.
– Босой, по-моему, это не совсем голый.
– Так больше к нам вообще никто не забредает, – с тоской почесал шею Антип.
– Ну, понятно, – покачал головой Дагон. – Значит, вам нужен голый мужик, знающий заветное слово?
– Точно так, Болотный Дедушка, – подтвердил отец Иероним.
– И вы надеетесь, что он объявится за те пару минут, что остались до того, как вашу деревню сотрут с лица земли?
– Все в руках господних, – тяжко вздохнул поп.
– Неправильный ответ, – с досадой щелкнул пальцами старик.
– Другого у меня нет, – пожал плечами отец Иероним.
Дагон поднял палец вверх, будто предупреждая о чем-то, и наклонил голову, прислушиваясь. С северо-запада приближался гул, похожий на рев спятившего от голода зверя. С каждой секундой гул нарастал, становился все громче; вскоре он уже ощущался не только слухом, но каждым сантиметром кожи, каждой клеточкой тела. Это ревела смерть, летящая, чтобы собрать жатву.
– Я ухожу, – Дагон поднялся на ноги. – Не вижу смысла помирать за непонятную мне идею, – заметив недоуменный взгляд, старик счел нужным уточнить: – Я образно выразился. Потому как сам, понятное дело, бессмертный.
От рева самолетов дрожали листья на деревьях и трава, казалось, никла к земле.
– Удачи тебе, Болотный Дедушка, – сказал Антип.
– Хотел бы и тебе пожелать того же, чубрик, да только не вижу в этом смысла. – Дагон взмахнул коротко щупальцами, будто воду с них стряхнул, и начал подниматься на взгорочек, за которым находился бочаг.
– Бог в помощь тебе, Болотный Дедушка! – крикнул вслед ему отец Иероним.
– Сам справлюсь! – отмахнулся Дагон.
Старик поднял голову. Прямо над ним по небу, очень высоко, летели, выстроившись треугольником – будто наконечник стрелы – три самолета. Вдруг от самолетов отделилась гроздь ярких белых огней и устремилась вниз, к земле.
Быстрее…
Быстрее…
Быстрее…
Дагон на ходу обернулся. Аборигены стояли, задрав головы, и смотрели на падающие с неба огни. Может быть, они не понимают, что это смерть, подумал Дагон. Или им совершенно безразлично – жить или умереть? Но это же неправильно! Люди не должны так поступать!..
