Заслонка «Техничный перерыв» чуть приподнялась.
– Ну, как? Ушел?
– Нет еще.
– А, ну ладно.
Заслонка со стуком упала.
Гаст взял убитого за ногу и потащил его назад, откуда он убежал, когда был жив. По пути он и второго подхватил. Он шел не спеша, будто человек, возвращающийся с работы домой. Уставший, но довольный тем, что он сделал свое дело: рабочий день закончился, и теперь, придя домой, можно будет сесть на кухне перед телевизором, с полной тарелкой политых сметаной пельменей.
Ему это казалось, или на ходу гаст действительно насвистывал Light My Fire?
Дожидаясь возвращения гаста, он еще глотнул водички и подумал, что поступает крайне неразумно. Вообще-то нужно было уже давно свалить. Пока тварь гонялась за ребятами. То, что они так мило поболтали в кустах, может вовсе ничего и не значить для гаста. Вот сейчас придет и свернет ему шею. Или горло перекусит. Интересно, что лучше? В смысле, безболезненнее? Или, когда умираешь, все уже едино?
Он еще выпил воды и завернул крышку. На всякий случай, чтобы вода не пролилась.
Гаст кинул тела, что притащил с собой, возле парня, обернувшегося морской звездой, и посмотрел на последнего, в ярко-оранжевой майке, лежавшего чуть в стороне.
– Хочешь? – Он протянул гасту бутылку с водой.
Тот отрицательно мотнул головой. И спросил:
– Ну, что, видел?
– Ага, – кивнул он.
Гаст смотрел на него так, будто ждал, что он еще что-то скажет. А что он мог сказать? Что ему очень понравилось? Что он никогда прежде не видел ничего подобного? В смысле, никогда прежде у него на глазах не убивали четверых человек разом. Да что там четверых – ни одного! И, что удивительно, он чувствовал себя при этом совершенно спокойно. Ни дрожи в коленках, ни страха, ни нервного возбуждения. Вообще – ничего. Как будто это был театр. Эксклюзивное хоррор-шоу со спецэффектами, устроенное специально для него. А, спрашивается, на фига?
– Это ты меня спрашиваешь?
– Нет. – Он качнул головой и отвел взгляд в сторону.
– А мне показалось…
– Нет!
Воцарилась неловкая пауза. Человек и гаст стояли друг против друга и не знали, что сказать. А может быть, им и в самом деле не о чем было говорить. Гасту и человеку.
Гаст кинул взгляд на раскинувшего руки-ноги в стороны широкомордого.
А он вдруг снова почувствовал тошноту и, чтобы задавить приступ, припал к бутылке с водой.
– Это отребье. Хлам. Генетический мусор.
– А ты, выходит, санитар. – Он сказал это без усмешки, не допуская вопросительных интонаций.
Он констатировал факт.
– Может, и так. – Гаст запрокинул голову и поскреб когтями жилистую шею. – А может… Не знаю. Я делаю то, что считаю нужным. Что подсказывает мне моя природная сущность.
– Инстинкт?
– Нет. Что-то, что сидит еще глубже. – Гаст постучал когтями себя по груди. – Мне-то самому нет до этого никакого дела. Ну, отобрали бы эти уроды у тебя деньги. Ну, морду бы набили. Может, и убили бы, если б под настроение пошло. Так мне-то, спрашивается, что за дело? Я же не супергерой, очищающий город от погани всякой.
– Ну, вид у тебя вполне подобающий.
На этот раз ему не удалось скрыть улыбку. Впрочем, улыбка получилась вполне добрая. И гаст это понял.
– Ах-ах-ах, как смешно, – дурашливо покачал гаст головой. – А я вот каждый раз сам себя спрашиваю: ну на фига мне это надо?
– А с другими гастами ты общаешься? Или с гуллами?
– Нет. Я ведь гастом становлюсь, только когда пора на охоту выходить. А так – обычный человек. Ну, в смысле, такой же, как и все. То есть окружающие видят во мне обычного человека. Да и в голову дурные мысли не лезут. Наверное, с другими то же самое происходит.
– Это случается ночью?
– Как правило. Но бывает, что и средь бела дня накатит.
– Накатит? То есть это происходит помимо твоего желания?
– Да какое уж там желание? – криво усмехнулся гаст. – Порой скрутит так, что аж не могу.
– А как это?.. Ну, в смысле, что ты при этом чувствуешь?
– У тебя вот приступы тошноты бывают? Не той тошноты, что случается, когда пирожных с кремом объешься, а той, что от жизни, сама по себе?
– Почти постоянно.
– Ну, вот это примерно то же самое. Только еще хуже.
– Да… Понимаю.
– А как, кстати, ты от нее избавляешься? От тошноты?
– Стараюсь не думать.
– О тошноте?
– Вообще ни о чем.
– И что? Получается?
– Редко… Приходится стимуляторы использовать.
– Мне это не помогает.
– Значит, когда ты выглядишь как человек, никто в тебе гаста опознать не может?
– Говорят, среди чистильщиков есть эксперты, которые в любом перерожденца увидеть могут. Они на таких, как мы, натасканы, как собаки, что в аэропортах взрывчатку ищут. И знаешь, в чем тут фокус? Они не на запах ориентируются. Они примечают мелкие, для других незаметные изменения в поведении человека.
– Кто? Собаки?
– Нет, эксперты из чистильщиков.
– А чистильщики, они откуда взялись?
– Чистильщики – это обратная сторона медали. Или, если хочешь, иное измерение реальности. С одной стороны – шогготы и то, что они порождают, с другой – чистильщики и то, что они с собой несут. Я, понятное дело, говорю о посвященных чистильщиках, высших чинах – эксперты те же, отчасти криминалисты, ну и киуры, разумеется. Они вообще страх как любят иерархию и порядок. Порядок во всем. Чтобы – как на кладбище. Ровные ряды одинаковых могилок и стандартные досочки с информацией об усопшем на каждой.
– Чистильщики, по крайней мере, никого не убивают.
– Да? А как же сырцы?
– Сырцы – это не люди.
– Вернее, это ты уже не видишь в них людей.
– Ну, можно и так сказать.
– Вот ты неглупый вроде бы парень, а у тебя, выходит, мозги тоже промыты.
– В каком смысле?
– В том самом. Ты хоть когда-нибудь задумывался, откуда они взялись, чистильщики эти? С хорошо организованной, между прочим, структурой. С Гильдией этой клепаной своей. С деньгами, со связями во властных структурах. Сейчас порядок в городе поддерживает только патрульная служба, которая, между прочим, находится на содержании у Гильдии чистильщиков. А следовательно, ей и подчиняется.
– Ну и что? Пусть лучше так, чем вовсе никакого порядка. Я помню, что творилось в первые недели после Исхода. До того, как патрульные взяли ситуацию под контроль.
