– Бог дает нам жизнь, Бог ее и отбирает, – сказала она, глядя на мужа. – Ты – не Бог!
«Кто же тогда лишил жизни сеньору и сеньора Саджино?» – мысленно возразил он.
Его мучили угрызения совести. Он боялся проговориться Розе о том, что сделал. Он боялся, что ему придется убивать и дальше. Лучше бы ему позволили покончить с собой!
– Я не Бог, – с горечью подтвердил Антонио. – А жаль.
Звонок куратора застал его во дворе, где Роза попросила разжечь мангал. Отдыхающие заказали рыбу, жаренную на огне.
– Куда ты подевался? – рассердился куратор. – Почему не на связи?
– Я приболел…
– Болезнь – не смерть! Тебе объяснить разницу?
– Я слег, а телефон разрядился, – оправдывался Антонио. – Мне было плохо. Я едва не окочурился…
Куратор недоверчиво хмыкнул и предупредил:
– Ты со мной не шути.
Антонио оглянулся и увидел Розу, идущую к мангалу с тушками чищеной рыбы. Он хотел закончить разговор, но куратор не торопился.
– Я же говорю, болел. Головы не мог поднять. Скрутило. Видно, отравился чем-то. Сильно отравился.
– Ты уже на ногах? – холодно осведомился куратор.
– Мне полегче. Сегодня встал с постели. Всего-то два дня прошло. Те, кто вас интересует, никуда не отлучались. Я у жены справлялся. Сидели в номере, ходили на пляж.
– С кем-то встречались?
– Похоже, нет.
– Гляди в оба, парень!
Куратор отключился, и Антонио перевел дух. Во время разговора он взмок, колени подкашивались. Дрова в мангале потухли, и он принялся разжигать их заново.
– Ты бледный, – заметила Роза. – Голова болит?
– Да так… немного.
Она села на скамейку возле мангала и с тревогой посмотрела на мужа.
– Не нравишься ты мне. Ничего опять не надумал?
– Отстаньте от меня все! – простонал Антонио. – Иначе я за себя не ручаюсь…
– Я просто спросила. Опомнись, Антон! Хочешь, обратимся к врачу? У меня есть знакомый психотерапевт. Надо что-то делать, как-то держаться на плаву.
Впервые за последнее время Роза назвала его Антоном. У него слезы подступили к глазам. Самому стало противно от своей слабости. Теперь жена перестанет его уважать, разлюбит. Ах, не все ли равно? Плевать! Если она узнает, что живет с убийцей, тут же выгонит! Тогда ему одна дорога – в петлю.
– Зачем вы мне помешали? – вызверился он. – Кто вас просил лезть? Дали бы мне умереть спокойно!
– Придет время, умрешь. Не торопись на тот свет.
– Это мое дело, жить или умирать…
– Почему углей до сих пор нет? – с сердцем спросила она. – Мангал едва тлеет, а люди рыбу ждут.
– Ничего, подождут…
– Что с тобой? Может, расскажешь, что случилось?
Антонио пнул ногой закопченный мангал и пошел прочь. Роза смотрела, куда он направляется. Хоть бы не в сарай. Впрочем, если человек решил свести счеты с жизнью, его не остановишь…
Глава 39
Петербург, 1909 год
Гридин помог Франческе деньгами. Он был не в силах отказать ей. Фактически он оплатил ее возвращение на родину. Узнав о ее беременности, он оставил надежды на брак с этой печальной и страстной женщиной. Сумма, которую он выделил ей на дорогу, была ничтожная. Николя до последней минуты ожидал, что барышня одумается. Но его ожидания не сбылись. Франческа покинула Петербург и забрала с собой душу Гридина.
Дядя пришел в негодование, когда он открыл ему свою тайну.
– Ты не должен был так поступать, Николушка! Это нечестно по отношению к твоему другу, не по-мужски. Мало того, что ты хотел отбить у него девушку, ты еще и снабдил ее деньгами для побега.
– Брасов больше мне не друг. Он заставлял Франческу избавиться от ребенка. Она была одинока и несчастна. Я не мог смотреть на ее страдания!
– Это их дела. Чужие дрязги тебя не касаются.
– Я люблю ее, дядя! Будь я здоров, сумел бы завоевать чувства Франчески. Болезнь вынудила меня сдаться без боя.
– Ты выздоровеешь. У тебя крепкий организм. Мы, Гридины, упрямые и выносливые. Доктора советуют отправить тебя на юг, дышать морским воздухом. Поедешь?
– Как-нибудь потом.
– Ладно, – согласился Федот Петрович. – Повременим. Будешь лечиться у знаменитого немецкого доктора. Он поставит тебя на ноги.
Однако лекарства, усиленное питание и прогулки, прописанные зарубежным эскулапом, не действовали. Николя тосковал по Франческе, и эта любовная меланхолия сводила на нет все усилия доктора.
Дядя же с головой уходил в работу, а в редкие свободные вечера изучал приобретенный у Брасова пергамент.
– Интересная штука, – делился он с племянником. – Похоже, сатана не чуждается технического прогресса. И то верно, что ездить на поезде не в пример быстрее и удобнее, чем на лошади или в карете. Хотел бы я оказаться на месте монашеской братии, дабы улицезреть этакое диво!
– Типун вам на язык, дядюшка.
– Я не из пугливых, мой друг. Мало что в жизни вызывает у меня страх. Я любопытен до чертиков! Мое любопытство сильнее чувства самосохранения, присущего всякой земной твари…
Гридин, наслушавшись его рассуждений, сам увлекся летописанием средневековых монашков. И хотя манускрипт напоминал ему о мичмане и следом о прелестной и окончательно недоступной Франческе, Николя мало-помалу приобщился к сей темной истории. Теперь они с дядюшкой по очереди чахли над рукописью, ломая головы, что за железная повозка, изрыгающая огонь и дым, поразила воображение францисканцев. Могла ли это быть фантазия выжившего из ума летописца? Или Вельзевул со своим войском падших ангелов и впрямь осадил крепость святых братьев, коих защитили от искушения истовые молитвы Господу и Деве Марии?
Дьяволица, описанная изумленным монашком, особенно привлекала внимание безнадежно влюбленного Гридина и невольно приобретала черты Франчески. Тут сыграла пагубную роль экзальтация, присущая больным чахоткой. Николя все сильнее проникался чувством, что латинский текст повествует о Франческе… и начал видеть ее в образе черноволосой красавицы с огненным знаком на груди.
Она явилась из бездны, чтобы мучить и соблазнять его, дразнить и отказывать в близости. Зато эта жгучая южанка запросто отдавалась мичману Брасову, возбуждая при этом в Гридине греховные мысли.
Разве не хотелось ему, сидя за одним столом, подсыпать яду в бокал бывшего однокашника, как некогда подсыпал яд Моцарту завистник Сальери? Разве не мечтал он вызвать графа на дуэль и выстрелить тому в сердце? Разве не боролся он с желанием нанять бандита, который бы расправился с ненавистным Брасовым самым жестоким способом?
