От одного этого цветочного имени у него закружилась голова. Алый Гибискус – воплощенная страсть, абсолютная чувственность, чистое желание.
А потом он и впрямь встретил ее, свой цветочек. И ему предстояло узнать, почему люди готовы отдать жизнь за одно только право коснуться и что Садовник влюбляется с первого взгляда, единожды и наповал.
О, Джози! Маленькая, нежная, страстная. Она лишала его рассудка, стоило ему только взглянуть на нее, а если он прикасался к ней, то остановиться уже не мог. Она вся – соблазн и сладость. Ею хочется обладать всецело, погружаясь в ее восхитительно тугое естество до предела. Пить ее стоны. Скользить губами по ее нежнейшей коже. Она всегда так щедро принимает его, открываясь полностью, обвивая ногами бедра, чтобы прижаться еще плотнее…
Ричард закрыл книгу… Его возбуждение было таким, что перед глазами все плыло, словно на нем не было очков… И видимо, чтобы наказать его сразу за все грехи, дверь кабинета отворилась, и на пороге появилась она. Даже в простой блузке с воротником-стойкой в китайском стиле и темной юбке с высоким широким поясом, чуть растрепанная, она была невыразимо хороша.
Ричард уже собирался схватить ее и заняться с нею любовью прямо здесь, на столе, но Джози осадила его надменным кивком в знак приветствия и сказала, недовольно нахмурив бровки:
– Кофе сегодня был на редкость невкусным!
О, девочка моя, что ты делаешь со мной?!
Его ломало. Хотелось стонать и выть.
Он совсем уже забыл, что он – лишь реальность. Его участь – служить и угождать, тогда, может, его одарят взглядом, воспоминание о котором он потом, как нищий, вдруг получивший в милостыню золотой, будет доставать и тайком любоваться.
Ему потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы ответить ей в обычной манере – спокойно и чуть насмешливо:
– О, ангел мой, надеюсь, вы с презрением выплеснули его?
– Нет, мне пришлось его выпить, поскольку ничего более не было…
– Как же мне теперь искупить свой грех, радость моя? – продолжал он, хотя в душе ревели и скреблись бесы.
– Хорошо… Я дам вам шанс, – смилостивилась она, – вы можете попробовать с вечерним чаем.
– О, ангел мой, ваше великодушие просто не знает границ.
– И еще, – она подошла к столу и оперлась ладошкой на столешницу, другую, сжатую в кулачок, прижала к груди; сейчас она стояла к нему боком, и Ричард любовался ее точеным профилем, тенями от длинных ресниц, что трепетали на ее нежных щечках, выбившейся из прически темной прядкой, что так красиво стекала по шейке к плечу, – так вот… Поскольку вы так холодны со мной, – О да! сгорая в таком-то адском пламени! – то я решила, что нам нужно разделиться…
Теперь Ричард и впрямь похолодел, словно на него плеснули ледяной водой… Разделиться значит расстаться?.. Он вцепился побелевшими пальцами в край стола, закрыл глаза и замер с небьющимся сердцем в ожидании приговора…
– Я уже все обдумала. Нужно четко обозначить территорию каждого… И вы должны мне помочь… Вы будете делать стрелочки!
– К-какие с-стрелочки? – пробормотал он, с трудом приходя в себя.
– Ну какой же вы, Ричард! Все вам нужно объяснять! – немедленно взорвалась она, гневно упирая руки в бока; он был в шаге от того, чтобы упасть на колени и просить прощения, не важно за что. – Стрелочки, как на улицах! На которых названия написаны!
Ух! Жить с Джози – это как кататься на санках с очень крутой горки! Он чуть не расхохотался.
С трудом сдерживая смех и желание схватить ее и закружить от радости, что разделиться – это все-таки не расстаться, он сказал:
– Вы имеете в виду указатели?
– А что же еще! Как до вас долго доходит!
Ричард счастливо вздохнул, встал и подошел к шкафу, где у него лежали большие плотные листы для чертежей. Достав несколько, он развернул их на столе, взял карандаш и линейку и принялся чертить.
– Да-да, забыла сказать, вы только сделайте, а я сама все напишу.
– Безусловно, ангел мой, я и не претендовал.
– Рассказывайте! То-то я вас не знаю! – Она уселась за свою печатную машинку и задумалась.
Он вырезал аккуратные указатели и показал ей:
– Готово!
– Ну так несите сюда! Или вы хотите, чтобы я вставала и шла?
– Ни в коем разе, дорогая моя, не стоит себя так утруждать.
Он подошел и положил стрелочки возле нее.
Она повертела их в руках, оценивая качество работы, одобрительно хмыкнула. Потом наслюнявила карандаш и вывела своим крупным округлым почерком: «Прикрасная багиня» и «Ачкастый зонуда». Ричард вздохнул, аккуратно вынул у нее из пальчиков карандаш и исправил ошибки.
Джози задохнулась от ярости.
– Я так старалась, а вам вечно надо все испортить!
Он только открыл рот, но она не дала ему сказать:
– Я на вас обижена! Идите, сядьте там у себя и не ходите ко мне сюда больше!
Он поспешил ретироваться, поскольку его прекрасная богиня в гневе бывала опасна и в ход могли пойти тяжелые предметы. Ричард вновь вернулся за стол и открыл книгу, даже не обратив внимания, что держит ее вверх ногами.
Она, все еще фыркая, как разгневанный котенок, вставила в пишущую машинку лист и принялась что-то печатать, громко тарабаня по клавишам.
А он сидел, смотрел на нее и думал, как она ему дорога, все в ней, каждая мелочь: и поворот головы, и то, как она хмурит бровки, и как, задумавшись, прикладывает пальчик к губам, и та родинка на ее плече и даже ее орфографические ошибки.
Тут Джози вытянула лист, гневно смяла его и швырнула в стену, затем закрыла глаза руками и горько зарыдала. Ричард тут же подбежал к ней, наплевав на запрет пересекать территорию, опустился рядом, сжал ручку, осыпав каждый пальчик поцелуями.
– Ангел мой, что стряслось? Вы только скажите, я покончу с собой немедленно, ибо если я причина ваших слез, то не имею права жить!
– О нет, Ричард, не вы, – она вздохнула уже спокойнее и посмотрела на него: – Он!
– Тогда я с большим удовольствием убью его, кем бы он ни был!
– Ну нет же! Ну что же вы! Вы никак не убьете его – это мой герой. Из романа.
– И что же натворил этот мерзавец, что заставил так страдать своего автора?
– Понимаете, героиня его так любит, так любит, а он ее совсем не замечает! А ей так плохо! Она так несчастна! – в глазах Джози снова заблестели слезы. Одна прозрачная слезинка побежала к подбородку.
Ричард достал из кармана платок и бережно вытер ее. Потом взял личико жены в ладони и нежно поцеловал глаза, млея от ощущения бархатных, влажных ресниц под губами.
– Что же это за герой такой, что заставляет героиню так страдать? Гоните его прочь. Или передайте, что скоро появится главный злодей, и уж тогда он ему задаст!
