Та была темной, в воздухе витал запах нечистот и затхлости. Обои свисали со стен драными клочьями. Шаткая деревянная лестница предваряла путь в верхние покои.
– Он там, – сказала женщина, хмуро посмотрев на пришельца. – Вот лампа. Идите.
Сложив зонт и приняв из ее рук керосиновую лампу, он раскланялся и двинулся наверх. Лестница предательски скрипела и стонала от каждого его шага. Наконец мужчина добрался до двери, ведшей во внутренние комнаты, и постучал условным троекратным стуком. Из-за двери раздалось позволение войти, и он ступил за порог.
В помещении, куда он попал, царил полумрак, усугублявшийся красной обивкой стен и массивной темной мебелью, которая, если присмотреться, на поверку оказывалась источенной короедом рухлядью. На кресле с высокой спинкой у камина, где ярко пылали дрова, сидел массивный мужчина. Лицо его скрывала золотая маска, а длинный пурпурный плащ, ниспадая с плеч, образовывал на полу яркую волнистую лужу.
Вошедший потушил лампу, опустив ее на пол, зажал под мышкой зонт и, взяв в руки шляпу, раскланялся:
– Мастер-Дракон, ваш покорный слуга весьма польщен тем, что вы оказали ему честь, дав согласие на эту аудиенцию. – Однако искренности в этих льстивых словах не было ни на йоту.
Глаза Мастера-Дракона гневно сверкнули в прорезях маски:
– Ты забываешься, Созерцатель! – в его голосе звучала едва сдерживаемая ярость.
– Прошу меня простить, Великий Мастер, но это вы немного забыли, с кем имеете дело, – посетитель говорил дерзко и смотрел человеку в маске прямо в глаза, – и хотя я крайне польщен вашим вниманием, позволю себе напомнить: Созерцатели не подчиняются никому, в том числе вам!
Мастер-Дракон презрительно хмыкнул.
– Вы, кажется, забыли: судьба вашей дорогой подопечной висит на волоске! В ваших интересах быть сговорчивее, тогда с юной прелестницей ничего не случится.
Созерцатель грустно улыбнулся.
– Если вы, милорд, имеете в виду Фелисите, то разве возможно вернуть ей то, что так опрометчиво отняли? Увы, мой драгоценный Дурман обречен на увядание, и вам это известно.
Мастер-Дракон постучал пальцами по подлокотнику кресла. Судя по всему, он был озадачен таким ответом. Но Созерцатель не спешил ликовать – слишком уж он себе на уме, этот Мастер-Дракон.
Когда тот заговорил, голос его звучал глухо, но резко:
– Есть обратный обряд. Ты слышал о нем?
– О да, но, насколько мне известно, этот обряд не проводился уже много лет.
– Не было необходимости. Но если ты мне поможешь, я проведу его для Фелисите.
– Однако, насколько мне известно, для обряда нужен некий специфический ингредиент? – склонил голову набок Созерцатель.
– Верно, этот ингредиент нужен еще и для того, чтобы… как это правильно выразить… навести морок на Светлого!
– Зачем вам нужно морочить Светлого? – удивился Созерцатель. То, что говорил Мастер-Дракон, весьма беспокоило его, но, согласно кодексу Созерцателя, он не имел права вмешиваться.
– Таково решение Старейшин, и я не стану обсуждать его с тобой, – прогрохотал Мастер-Дракон.
Созерцатель замолчал, примирительно подняв руки.
– Хорошо, – согласился он, – так что там с ингредиентом?
– Тогда тебе лучше подойти поближе и присесть вон на тот стул, – после того как Ленуа устроился, господин в маске продолжил, склонившись к нему: – Я уверен, что нас здесь никто не услышит, но предосторожность никогда не бывает излишней. Итак…
…Вернувшись в лавку, Гастон Ленуа отшвырнул шляпу и зонт и торопливо направился в подсобку. Здесь он поспешно сдернул покров с некого большого плоского предмета. Под пологом оказалось огромное зеркало в черной раме с черепаховой инкрустацией. Несколько секунд он колебался, косясь на свое отражение, затем махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, и пробормотал заклинание. Поверхность зеркала зарябила, будто то было не плотное стекло, а колеблемая ветром вода. Тяжело вздохнув, Ленуа все-таки переступил через раму и нырнул в черную зыбь…
Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год
Крыша над замковым садом была сконструирована весьма занятно: в солнечный день она полностью открывалась, в дождливый же, как нынче, создавала плотный навес. Механизм, приводивший все это в движение, был ловко спрятан в изящные колонны, увитые плющом и диким виноградом.
Мифэнви прогуливалась по мощенной камнем тропинке под руку с Вардисом.
– Знаете, дядюшка, – негромко проговорила она, поднимая голову и ловя его взгляд; он смотрел на нее с теплой улыбкой, – иногда я чувствую, что потеряла себя в тот день, когда впервые переступила порог Глоум-Хилла.
– Ты жалеешь об этом, дитя мое? – спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо, должно быть, желая найти следы разочарования. Но Мифэнви лишь сияюще улыбнулась.
– Нет, что вы! – с восторженной поспешностью отвечала она. – Ведь обрела я в разы больше. И новую себя в том числе! – Глаза ее светились тихой сердечной радостью. – А ведь будут еще и детишки.
Вардис приостановился. Лицо его приняло серьезное и даже слегка растерянное выражение. Он, видимо, усиленно размышлял, с чего бы начать разговор на деликатную тему.
– Обещай мне, девочка моя, – сказал он наконец, – что не станешь расстраиваться, если у тебя не будет детей довольно долго.
– Насколько? – почти испуганно и совсем тихо отозвалась она, глядя на него с какой-то болезненной надеждой.
– Возможно, несколько лет. У Цветов с Садовниками с этим бывают проблемы, пока свет одной не уравновесит тьму другого. Но зато потом может рождаться едва ли не по малышу в год.
Мифэнви с облегчением вздохнула.
– Если так – я готова ждать сколько угодно, – радостно проговорила она, прижимая руки к груди, туда, где ухало сердце.
Вардис улыбнулся, словно стирая этой улыбкой неприятный отпечаток предыдущей беседы, и лукаво подмигнул ей:
– Но что-то мне подсказывает, что вы осчастливите меня внучатым племянником куда раньше. У тебя очень необычная сила. Я никогда не встречал прежде, чтобы Цветок раскрылся столь скоро и цвел так ярко!
Мифэнви даже смутилась от такой похвалы. Вардис собирался сказать что-то еще, но беседа их была прервана самым бесцеремонным образом – чуть ли им не под ноги и будто прямо из воздуха явились Колдер и еще какой-то человек невысокого роста.
Мифэнви негромко вскрикнула от неожиданности, Вардис посмотрел на вновь прибывших недовольно.
После того как Колдер представил гостя, тот поспешил расшаркаться и рассыпался в извинениях.
– Ах, миледи, простите, что мы потревожили вас своим внезапным вторжением, – пролепетал он, склоняясь к ее руке.
– Не нужно извинений, – застенчиво произнесла Мифэнви, – ведь, должно быть, лишь дело чрезвычайной важности могло заставить вас поступить столь бесцеремонно, потому что я уверена: вы, месье Ленуа, человек вежливый и любезный.
