Билл знает, о чем говорит Харрис, но все эти махинации (ну… большая их часть) проворачивались на куда более высоких уровнях. Он был сам поражен не меньше других, когда все вдруг пошло вразнос. Ему кажется, что главным доказательством его невиновности является статус странника, а вот Харриса обрекли на сидение в этом кабинете. Биллу ужасно хочется сказать, что пустить человека по миру и сжечь его заживо – это две большие разницы, но зачем сыпать соль на рану?
– Давайте оставим эту тему, – говорит он. – Если вам есть что сообщить мне по существу, пожалуйста, приступайте. Введите меня в курс дела, и я вас больше не потревожу.
– Это не я тогда курил, – произносит Харрис тихо и угрюмо. – И не я бросил спичку.
– Мистер Харрис! – Билл чувствует, как стены начинают давить на него. Если бы мне пришлось тут сидеть, я бы точно застрелился, думает он. Правда, если верить Харрису, такого желания у него бы не возникло, как не возникает желания справить нужду.
– Ладно, оставим. – Харрис фыркает, но уже без злости. – А суть дела вот в чем. Если вы выйдете в левую дверь, то проживете свою жизнь еще раз. От А до Я. От старта до финиша. Выйдете в правую – и исчезнете навсегда. Пуф! Погаснете, как спичка на ветру.
Сначала Билл молчит. Он теряет дар речи и не верит своим ушам. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он вспоминает своего брата Майка и несчастный случай, произошедший с ним в восемь лет. Потом почему-то его мысли перескакивают на дурацкую кражу в магазине, которую он совершил, когда ему было семнадцать. Обыкновенная шалость, но не вмешайся тогда отец и не поговори с нужными людьми, на планах учебы в колледже можно было бы ставить крест. А то происшествие с Эннмари в студенческом клубе… он до сих пор с содроганием вспоминает о нем, хотя прошло уже столько лет. И, конечно, самое главное…
Харрис улыбается, и отнюдь не по-доброму. Что ж, выходит, он зря решил, что инцидент между ними исчерпан. А может, Харрис просто мстит ему за то, что он счел его заточение в этой бюрократической камере заслуженным.
– Я знаю, о чем вы думаете, поскольку слышал от вас об этом раньше. О том, как вы с братом в детстве играли в салочки и вы, убегая от него, захлопнули дверь в спальню и случайно отрубили ему кончик мизинца. Как из баловства украли в магазине часы и как отец пустил в ход свои связи, чтобы замять дело…
– Да, чистая биография, никаких правонарушений. Но отец все помнил. И не давал мне забыть об этом.
– И еще была девушка в студенческом клубе. – Харрис берет папку. – Тут, кажется, где-то ее имя. Я стараюсь по мере сил и возможностей обновлять данные в папках, но, может, вы сами подскажете.
– Эннмари Уинклер. – Билл чувствует, как лицо начинает пылать. – Это не было изнасилованием, так что не надо. Когда я навалился на нее, она обвила меня ногами, и если это не говорит о согласии, то я не знаю, что говорит.
– А она обхватывала ногами еще двух парней, которые были на очереди?
Билла так и подмывает сказать: Нет, но мы хотя бы не сожгли ее заживо.
И все же.
Он мог играть в гольф, копаться в мастерской или обсуждать с дочерью (теперь уже студенткой колледжа) ее дипломную работу – и вдруг подумать об Эннмари. Где она теперь? Чем занимается? И что помнит о том вечере?
Улыбка Харриса превращается в довольную ухмылку. Возможно, работа у него действительно дерьмовая, но кое-что в ней явно доставляет ему удовольствие.
– Вижу, что на этот вопрос вы предпочитаете не отвечать, так давайте двигаться дальше. Вы думаете о том, что измените на новом круге космической карусели. На этот раз вы не прихлопнете дверью мизинец младшего брата, не станете красть часы в магазине в торговом комплексе «Парамус»…
– Это было в торговом комплексе «Нью-Джерси». Уверен, у вас в папке записано.
Харрис пренебрежительно захлопывает папку и продолжает:
– В следующий раз вы не позволите приятелям трахнуть свою подружку, когда она будет лежать на диване в подвале в полубессознательном состоянии. И – главное! – вы действительно отправитесь на прием к врачу, чтобы сделать колоноскопию, а не станете ее откладывать, поскольку теперь понимаете – поправьте меня, если я ошибаюсь, – что смерть от рака куда хуже зонда с камерой в заднице.
Билл говорит:
– Несколько раз я почти решался рассказать Линн о той вечеринке в клубе. Но в последний момент трусил.
– Но будь у вас шанс, вы бы все исправили.
– А будь у вас шанс, разве вы не открыли бы двери фабрики?
– Конечно, открыл бы, только второго шанса не бывает. Жаль вас разочаровывать. – Хотя по виду ему вовсе не жаль. Харрис выглядит усталым. Харрис выглядит скучающим. Харрис выглядит злорадным. Он показывает на дверь слева. – Пройдите в эту дверь – как делали столько раз раньше – и проделайте весь путь заново, начиная с семифунтового младенца, который покидает чрево матери и оказывается в руках доктора. Вас завернут в пеленку и отвезут домой на ферму в центральной части Небраски. Когда ваш отец продаст ферму в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, вы переедете в Нью-Джерси. Там, играя в догонялки, отрубите кончик мизинца своему брату. Вы будете учиться в той же средней школе, изучать те же предметы, получать точно такие же оценки. Вы поступите в Бостонский колледж и фактически станете участником изнасилования в том же подвале студенческого клуба. Вы будете наблюдать, как те же два парня – ваши друзья – будут заниматься сексом с Эннмари Уинклер, и хотя подумаете, что это надо прекратить, у вас не хватит духа. Через три года вы познакомитесь с Линн Десальво, а еще через два – женитесь на ней. Ваша трудовая деятельность будет точно такой же, ваши друзья будут теми же, и кое-какие действия вашей фирмы будут вызывать у вас беспокойство… но вы опять промолчите. Когда вам стукнет пятьдесят, тот же доктор будет уговаривать вас сделать колоноскопию, вы, как всегда, пообещаете решить этот маленький вопрос. Но не решите – и в результате умрете от того же рака. – Широко ухмыляясь, Харрис бросает папку на заваленный бумагами стол. – А потом появитесь здесь в очередной раз, и у нас снова состоится точно такая же беседа. Я бы посоветовал вам выбрать другую дверь и покончить со всем этим, но решение, конечно, за вами.
Билл выслушивает эту краткую проповедь с нарастающим чувством тревоги.
– Я ничего не буду помнить? Совсем ничего?
– Не совсем, – отвечает Харрис. – Вы, наверное, обратили внимание на некоторые фотографии в прихожей.
– Корпоративный праздник.
– Каждый мой посетитель видит снимки, сделанные в год его или ее рождения и узнает кое-какие лица среди множества незнакомых. Когда вы начнете проживать свою жизнь еще раз, мистер Эндерс – если, конечно, вы сделаете именно такой выбор, – при первой встрече с этими людьми у вас будет чувство дежавю, будто вы уже через все это проходили. Что, конечно, соответствует действительности. Вы испытаете мимолетное чувство, почти уверенность, что за вашей жизнью и существованием вообще скрывается нечто большее, чем вам представлялось. Скажем… некая глубина. Но потом это пройдет.
