Он вернулся к «Киндлу» и уставился на него.
Кортланд верил, что человек проживает пять собачьих жизней.
В каком-то колледже – намного более престижного, чем Колледж Мура в Кентукки, – имелся компьютер с программой, позволявшей определять автора текста. Присущие автору стилистические особенности столь же уникальны, как отпечатки пальцев или снежинки. Уэсли смутно помнил, что эту программу использовали для выяснения личности анонимного автора романа «Основные цвета». Программа сколько-то там часов или дней сканировала труды тысяч писателей и остановилась на Джо Клейне, обозревателе общественно-политического еженедельника, который позже действительно признался в авторстве.
Уэсли подумал, что если загрузить в этот компьютер «Собак Кортланда», то машина наверняка выдаст имя Эрнеста Хемингуэя. Правда, смысла в этом не было, поскольку авторство не вызывало сомнений.
Он взял читалку трясущимися руками. Спросил:
– Да что ты такое?
III – Уэсли отказывается сходить с ума
Как сказал Скотт Фицджеральд: В глубокой ночной мгле души всегда три часа утра.
В три часа утра во вторник Уэсли лежал с открытыми глазами и терзался вопросом, не поехала ли у него крыша. Час назад он заставил себя выключить розовый «Киндл» и снова спрятать его в портфель, но власть ридера осталась такой же сильной, как и в полночь, когда он, позабыв обо всем на свете, копался в меню «Ур-книги».
Он искал Эрнеста Хемингуэя в двух десятках из почти десяти с половиной миллионов Уров и нашел не меньше двадцати его романов, о которых никогда не слышал прежде. В одном из Уров (номер 6201949; цифры соответствовали дате рождения его матери) Хемингуэй писал детективы. Уэсли загрузил книгу под названием «Это кровь, дорогая!», и она оказалась типичным бульварным романом… но написан он был тем же лаконичным «телеграфным» стилем, не узнать который было невозможно.
Стилем Хемингуэя.
И даже будучи автором детективов, Хемингуэй оставлял на время мир бандитских разборок, крови и обмана, чтобы написать «Прощай, оружие». «Прощай, оружие» он писал во всех Урах; другие названия могли меняться, но «Прощай, оружие» было всегда, а «Старик и море» – почти всегда.
Уэсли попытался найти Фолкнера.
Фолкнера ни в одном из Уров не оказалось вообще.
Он вернулся в основное меню и нашел множество его произведений. Судя по всему, они существовали только в этой реальности.
В этой реальности?
Голова шла кругом.
Он проверил автора «2666» Роберто Боланьо, и, хотя его не оказалось в основном меню, имя высветилось в нескольких подменю Ур-книг. Одна из книг Боланьо (в Уре-101) интригующе называлась «Мэрилин выдает Фиделя». Уэсли хотел было скачать ее, но передумал. Так много авторов, так много Уров, так мало времени.
Где-то в глубине души он, не на шутку перепуганный, продолжал отчаянно цепляться за мысль, что имеет дело с тщательно продуманным розыгрышем безумного программиста и плодом его больного воображения. Однако данные, объем которых по мере поисков продолжал расти, свидетельствовали о другом.
Взять хотя бы Джеймса Кейна. В одном из Уров, проверенных Уэсли, Кейн умер очень молодым и написал всего две книги: «Сумерки» (неизвестный роман) и «Милдред Пирс» (известный). Уэсли не сомневался, что «Почтальон всегда звонит дважды» окажется среди его постоянных Ур-романов, если можно так выразиться, но ошибся. Он сделал запрос на Кейна в десятке Уров, однако «Почтальон всегда звонит дважды» встретился лишь один раз. А вот «Милдред Пирс», по мнению Уэсли, далеко не лучшее произведение Кейна, встречался везде. Как «Прощай, оружие» у Хемингуэя.
Уэсли проверил собственное имя, и выяснилось то, чего он боялся: хотя в Урах Уэсли Смитов было предостаточно (один, к примеру, писал вестерны, другой – порнографические романы типа «Горячая штучка»), ни один из них не был похож на него. Конечно, надежда оставалась, но в 10,4 миллиона альтернативных реальностей он оказался неопубликованным неудачником.
Уэсли лежал в постели, прислушиваясь к доносившемуся издалека собачьему лаю, и чувствовал, что дрожит. Сейчас его волновало вовсе не отсутствие собственных перспектив на литературном поприще. Самым главным – тем, что могло изменить всю его жизнь и даже повредить рассудок, – являлись богатства, скрывавшиеся под тонкой розовой пластиковой панелью. Он вспоминал писателей, чью кончину оплакивал, от Норманна Мейлера и Сола Беллоу до Дональда Уэстлейка и Эвана Хантера: их волшебные голоса заставил умолкнуть бог смерти Танатос.
А теперь они вновь заговорили.
Заговорили с ним.
Он откинул одеяло. Ридер звал его. Но не человеческим голосом. Звал стуком сердца-обличителя, совсем как у По, только звук шел не из-под пола, а из портфеля, и…
По!
Господи, он же не проверил По!
Он оставил портфель на привычном месте возле любимого кресла. Уэсли бросился к нему, вытащил ридер и подключил к сети (не дай бог сядет аккумулятор). Затем вошел в меню «УР-КНИГИ», набрал «Эдгар Аллан По» и с первой попытки нашел Ур – 2555676, – в котором По дожил до 1875 года, а не умер в сорок лет в 1849 году. В этой версии По писал романы. И написал целых шесть! Уэсли жадно пробежал глазами названия.
Один роман назывался «Дом стыда, или Цена падения». Уэсли скачал его – всего за четыре доллара девяносто пять центов – и читал до рассвета. Потом выключил розовый ридер, положил голову на руки и проспал два часа за кухонным столом.
Ему снились сны. Но в них он видел не образы, а только слова. Названия! Бесконечные строки названий произведений, многие из которых были неизвестными шедеврами. И названий этих было не меньше, чем звезд на небе.
Он сумел кое-как пережить вторник и среду, однако на «Введении в американскую литературу» в четверг недостаток сна и перевозбуждение дали о себе знать. К ним добавилось и постоянно нараставшее ощущение потери связи с реальностью. На середине своей «Миссисипской лекции» (обычно отличавшейся четкостью и убедительностью), посвященной тому, что истоки творчества следует искать в работах Марка Твена, а почти вся американская литература двадцатого века вышла из Хемингуэя, он вдруг поймал себя на том, что рассказывает студентам об отсутствии у Старика Хэма великого произведения о собаках. И что проживи Хемингуэй дольше, обязательно написал бы его.
– Уж точно получше, чем «Марли и я», – сказал Уэсли и нервно рассмеялся.
Он повернулся к студентам и увидел двадцать две пары глаз, устремленных на него с разной степенью беспокойства, растерянности и изумления. Услышал шепот, тихий, но отчетливый, как биение сердца старика в ушах безумного рассказчика у Эдгара По: «У Смити не все дома».
Пока он еще находился в своем уме, но опасность лишиться рассудка была реальной.
Нет, подумал он, нет, нет! И, к своему ужасу, вдруг осознал, что шепчет это вслух.
